Предисловие

Содержащиеся в настоящем издании письма Императрицы Александры Федоровны к Николаю II, числом четыреста, обнимают период с июля 1914 года по 17 декабря 1916 года. В подлиннике все письма тщательно перенумерованы, начиная с № 231. Таким образом, за эти четыре года число писем вдвое превышает количество написанных за все предыдущее время, составляющее свыше двадцати лет. Объясняется это тем, что Государю приходилось весьма редко разлучаться с Государыней, между тем как во время войны Николай II бывал большей частью в отсутствии и Александра Федоровна писала ему ежедневно, помимо часто посылаемых телеграмм. Письма обрываются на 17-м декабря, дне убийства Гр. Распутина. Получив известие об этом, Николай II немедленно выехал в Царское Село и возвратился в Ставку лишь в последних числах февраля, когда в Петербурге уже началось революционное брожение.

Письма Императрицы найдены были в Екатеринбурге после убийства царской семьи в черном ящике с выгравированными на нем инициалами Н. А. Они хранились там вместе с письмами Императора Вильгельма, уже опубликованными. Письма к Государю все написаны по английски, но некоторые фамилии, отдельные слова, а иногда и целые фразы написаны по русски. То, что написано по русски, выделено как в английском тексте, так и в русском переводе курсивом.

В виду огромного политического значения писем они дополнены многочисленными примечаниями, составленными на основании показаний лиц, близких к царской семье, некоторых появившихся в печати книг (как то Воспоминаний б. гувернера Наследника Жильяра, Воспоминаний б. французского посла в Петербурге Палеолога, и др.), а также тщательных газетных справок, относящихся до событий, о которых в письмах упоминается. Примечания имели целью всестороннее осветить ту яркую картину состояния русского двора и бюрократического Петербурга, которую письма весьма детально рисуют, устраняя вместе с тем массу накопившихся легенд, сплетен и небылиц.

Ко второму тому приложен еще указатель встречающихся в письмах имен, игравших какую либо политическую роль в те годы.

№ 1

Мое милое сокровище, мой родной,

Ты прочтешь эти строки, когда ляжешь в кровать в чужом месте, в незнакомом доме. Дай Бог, чтобы путешествие было приятным и интересным, и не слишком утомительным и чтобы не было слишком много пыли. Я так рада, что у меня есть карта, так что я могу за тобой следить ежечасно. Ты мне будешь страшно недоставать, но я рада за тебя, что ты два дня будешь в отсутствии и получишь новые впечатления, и ничего не услышишь об историях Ани . Мое сердце болит, мне тяжело: Неужели доброта и любовь всегда так вознаграждаются? Сперва черная семья , а теперь вот она… Всегда говорят, что нельзя достаточно любить: здесь мы дали ей наши сердца, наш домашний очаг, даже нашу частную жизнь, а что мы от этого приобрели? Трудно не испытывать горечи, так это кажется жестоко и несправедливо.

Пусть Бог смилостивится и поможет нам. У меня такая тяжесть на сердце, Я в отчаянии, что она (Аня) причиняет тебебезпокойство и вызыват неприятные разговоры, не дающие тебе отдохнуть. Ну, постарайся забыть все в эти два дня. Благословляю и крещу тебя, и крепко держу тебя в своих объятиях. Целую всего тебя с безконечной любовью и нежностью. Завтра утром, часов в 9, я буду в церкви и попробую опять пойти в четверг. Мне помогает молиться за тебя, когда мы в разлуке. Я не могу привыкнуть хотя бы на короткое время не иметь тебя здесь, в доме, хотя при мне наши пять сокровищ.

Спи хорошо, мое солнышко, мой драгоценный, тысячу нежных поцелуев от твоей старой женки.

Господь благословит и охранит тебя.

№ 2

Мой любимый,

Очень грустно мне не сопровождать тебя, но мне казалось, что мне лучше остаться спокойно здесь с детками. Душа и сердце всегда с тобой: с нежной любовью и страстью окружаю тебя своими молитвами. Я рада, поэтому, что как только ты завтра уедешь, я могу пойти ко всенощной, а утром в 9 часов к обедне. Я буду обедать с Аней , Марией и Анастасией и рано лягу спать. Мари Барятинская будет завтракать с нами и проведет со мной последний день. Я надеюсь, что у тебя будет спокойный морской переезд и что поездка будет тебеприятна и даст тебе отдых. Ты в нем нуждаешься, так как казался таким бледным сегодня.

Ты мне будешь больно недоставать, мой собственный, дорогой. Спи хорошо, мое сокровище. Моя постель будет, увы, так пуста.

Благословляю и целую тебя. Очень нежные поцелуи от твоей старой женки.

№ 3

Мой родной, мой милый,

Я так счастлива за тебя, что ты в конце концов можешь поехать, так как я знаю, как глубоко ты страдал все это время. Твой безпокойный сон доказывал это. Я нарочно не касалась этого вопроса, так как знала и прекрасно понимала твои чувства и в то же самое время понимала, что тебе лучше не быть сейчас во главе армии. Это путешествие будет для тебя крошечным утешением, и я надеюсь, что тебе удастся увидеть много войск. Я могу себе представить их радость при виде тебя и также все твои чувства, и горюю, что я не могу быть с тобой и видеть все это. Более, чем когда либо, тяжело проститься с тобой, мой ангел. Пустота после твоего отезда так чувствительна, и тебе также, я знаю, несмотря на все, что тебе придется делать, будет недоставать твоей маленькой семьи и дорогого «Агунюшки» . Он скоро поправится теперь, раз что наш Друг его видел; и это для тебя будет облегчением.

Только бы были хорошия известия, пока тебя нет, так как у меня сердце обливается кровью при мысли о том, что тебе приходится в одиночестве переносить тяжелыя известия. Уход за ранеными - мое утешение, и вот почему я даже хотела в последнее утро туда отправиться, пока ты принимал, чтобы сохранить свою бодрость и не расплакаться перед тобой. Облегчать хоть немного их страдания - помогает болящему сердцу. Помимо всего, что мне приходится испытывать вместе с тобой и с нашей дорогой страной, и народом нашим, я страдаю за мой «небольшой старый дом» и за его войска, и за Эрни и Ирину , и многих друзей, испытывающих там горе. Но сколько теперь проходит через это! А потом, какой стыд, какое унижение думать, что немцы могут вести себя так, как они себя ведут! С эгоистической точки зрения я страшно страдаю от этой разлуки. Мы не привыкли к ней, и я так безконечно люблю моего драгоценнагомилаго мальчика. Вот уже скоро двадцать лет, что я принадлежу тебе, и какое блаженство это было для твоей маленькой женки!

Как хорошо будет, если ты увидишь дорогую Ольгу . Это ее подбодрит и будет хорошо и для тебя. Я тебе дам письмо и вещи для раненых для передачи ей.

Любовь моя, мои телеграммы не могут быть очень горячими, так как оне проходят через столько военных рук, но ты между строками прочтешь всю мою любовь и тоску по тебе.

Мой милый, если ты как нибудь почувствуешь себя не в порядке, непременно позови Федорова , неправда ли, и присматривай за Фредериксом .

Мои усердныя молитвы следуют за тобой днем и ночью. Пусть Господь хранит тебя, пусть он оберегает, руководит и ведет тебя, и приведет тебя здоровым и крепким домой.

Благословляю и люблю тебя, как редко когда либо был кто любим, и целую каждое дорогое местечко, и прижимаю тебя нежно к моему сердцу. Навсегда твоя собственная старая женка.

Образ будет лежать эту ночь под моей подушкой, прежде чем я перешлю тебе его с моим горячим благословением.

№ 4

Мой собственный, дорогой,

Я отдыхаю в кровати перед обедом, девочки пошли в церковь, а Беби кончает обед. У него только изредка легкия боли. Ах, любовь моя, было тяжело прощаться с тобой и видеть твое одинокое бледное лицо, с большими грустными глазами, в окне вагона. Мое сердце говорило: возьми меня с собой. Если бы только был Н. П. С. с тобой или Мордв. , если бы около тебя было молодое любящее лицо, ты бы чувствовал себя менее одиноким, и тебе было бы «теплей». Я пришла домой и потом не выдержала: расплакалась, молилась, потом легла и курила, чтобы оправиться. Когда глаза мои стали более приличными, я пошла к Алексею и лежала некоторое время около него на диване, в темноте. Отдых успокоил меня, так как я была утомлена во всех отношениях. В четверть пятаго я спустилась, чтобы видеть Лазарева и дать ему маленькую икону для полка. Я не сказала, что это от тебя, так как в таком случае ты должен был бы дать (такия иконы) всем вновь сформированным полкам. Девочки работали в складе . В четыре с половиной Татьяна и я принимали Нейдгардта по делам ея комитета. Первое заседание будет в Зимнем Дворце в среду после молебна . Я опять не буду принимать участия. Это утешительно видеть, как девочки работают одне. Их лучше узна́ют, и оне выучатся быть полезными. Во время чая я читала доклады и потом получила, наконец, письмо от Виктории с датой 1/13 сентября. Оно долго шло с курьером. Я выписываю то, что может тебя интересовать:

«Мы пережили тревожные дни во время продожительнаго отступления союзных армий во Франции. Совершенно между нами (так что, милая, не разсказывай об этом), французы вначалепредоставили английской армии выдержат весь напор сильной немецкой атаки с фланга, и, если бы английския войска были менее упорны, не только они, но и всефранцузския силы были бы разгромлены. Теперь это поправили, и два французских генерала, которые были в этом деле виновны, смещены Жоффром и заменены другими. Один из них имел в своем кармане шесть нераспечатанных записок от английского главнокомандующего Френча. Другой в ответ на призыв о помощи все время сообщал, что лошади его слишком устали. Это уже, однако, история, но она сто́ила нам жизни и свободы многих хороших офицеров и солдат. К счастью, удалось скрыть это, и здесь большей частью не зна́ют о случившемся». «500.000 новобранцев, которые требовались, почти добраны и целый день усердно упражняются. Многие представители высших классов поступили в войска и дают хороший пример. Говорят о том, чтобы призвать еще 500.000, включая контингенты из колоний. Я не уверена в том, чтобы план перевозки индийских войск, чтобы драться в Европе, мне нравился, но это отборные полки и, когда они служили в Китае и Египте, они держали прекрасную дисциплину, так что сведущие люди уверены, что они будут себя прекрасно вести, не будут грабить или совершать убийства. Все высшие офицеры - англичане. Друг Эрни, магараджа Бисканира прибывает с своим собственным контингентом. В последний раз я его видела в качестве гостя у Эрни в Вольфсгартене. Джорджи написал нам отчет о своем участии в морском деле под Гельголандом. Он командовал на передней башне и выпустил целый ряд снарядов. Его начальство говорит, что он действовал хладнокровно и рассудительно. С. обедают у нас, так что я перестану писать и немного закрою глаза, и кончу письмо сегодня вечером. -

Мари и Дмитрий были в духе, они ушли в 10 часов, чтобы поспеть к Павлу. Беби тревожился и заснул только после 11, но сильных болей не было. Девочки пошли спать, а я сделала сюрприз Ане, лежавшей на диване в большом дворце. У нея теперь закупорка вен, так что княжна Гедройц опять была у нея и сказала ей, чтобы она полежала несколько дней. Она ездила на моторе в город, чтоб видеться с нашим Другом , и это утомило ея ногу. Я вернулась в 11 и легла спать. Инженер-механик , кажется, недалеко . Мое лицо завязано, так как челюсть слегка болит, глаза все еще болят и распухли и сердце тоскует по драгоценнейшем существе на земле, принадлежащем старой Sunny . Наш Друг счастлив за тебя, что ты поехал, и был так рад увидеть тебя вчера. Он всегда боится, что Bonheur , т. е. галки , хотят, чтобы он достал трон п. или Галицкий. Это их цель. Но я сказала Ане, чтобы она его успокоила, что даже из чувства благодарности ты бы этого никогда не рискнул. Гр.[игорий] любит тебя ревниво и не выносит, чтобы Н. играл какую либо роль. Ксения ответила на мою телеграмму. Она грустит, что не видела тебя до твоего отезда. Ея поезд пошел. Я ошиблась: Шуленбург не может быть здесь ранее завтрашняго дня или вечера, так что я встану, чтобы только пойти в церковь, немного позднее. Посылаю тебе шесть маленьких предметов, чтобы кое кому сделать подарки. Может быть Иванову , Рузскому или кому ты захочешь. Их придумал Ломан. Эти блестящие мешки должны защищать от дождя и от грязи. Милушка, я теперь кончаю и оставляю письмо за дверью, оно должно быть отправлено утром в половинедевятаго. Прощай, моя радость, мое солнышко, Ники, дорогое сокровище. Беби тебя целует, и женка покрывает тебя нежными поцелуями. Бог благословит, охранит и укрепит тебя. Я целовала и благословляла твою подушку, все, что у меня в мыслях и в молитвах, нераздельно с тобой. Твоя собственная

Поговори с Федоровым о докторах и студентах.

Не забудь сказать генералам, чтобы они оставили свои ссоры.

Всем привет, надеюсь, что бедный старый Фредерикс в порядке. Посмотри, чтобы он ел только легкую пищу и не пил вина.

№ 5

Мой родной, любимый,

Какая радость была получить твой дведорогия телеграммы. Благодарю Бога за хорошия известия. Такое было утешение получить телеграмму тотчас после твоего прибытия. Да благословит Бог твое присутствие там. Я так надеюсь и верю, что ты увидишь все войска. Беби провел довольно тревожную ночь, но не было настоящих болей. Я поднялась, чтобы поцеловать его до того, как пойти в церковь в 11 часов. Завтракала с моими девчурками на диване. Приехала Беккер . Потом лежала возле кровати Алексея в течение целаго часа и потом прямо к поезду. Привезли не слишком много раненых. Два офицера из одного полка и роты умерли по дороге и так же один солдат. Их легкия очень пострадали после дождя и перехода через Неман в воде. Знакомых не было - все армейские полки. Один солдать вспомнил, что видел нас в Москве в это лето на Ходынке . Парецкому стало хуже вследствие сердечной болезни и переутомления, он выглядит очень плохо, лицо осунулось, выпученные глаза, борода поседела. Бедняга производит тяжелое впечатление, но он не ранен. Потом мы впятером отправились к Ане и там рано пили чай. В три мы отправились в наш маленький госпиталь, чтобы надеть наши халаты , а оттуда - в большой госпиталь, где мы усердно работали. В половине шестого мне пришлось вернуться с М(арией) и А(настасией), так как прибыл отряд с братом МашиВасильчиковой во главе. Потом - обратно в маленький госпиталь, где дети работали, и я перевязала трех вновь прибывших офицеров. Потом показывала Карангозову и Жданову , как следует по настоящему играть в домино. После обеда и молитвы с Беби отправилась к Ане, где уже были все четыре девочки, и видела Н. П. , который с ней обедал. Он был очень рад нас видеть, так как чувствует себя очень одиноким и безполезным. Княжна Гед.(ройц) пришла, чтобы посмотреть Анину ногу, которую я потом перевязывала. Мы дали ей чашку чая. Довезла Н. П. в моторе и выпустила его около станции. Яркая луна, холодная ночь. Беби крепко спит. Вся маленькая семья нежно целует тебя. Мой ангел, ты м н е с т р а ш н о н е д о с т а е ш ь, и каждую ночь, когда я просыпалась, я старалась не шуметь, чтобы не разбудить тебя. Так грустно в церкви без тебя. Прощай, милушка, мои молитвы и думы следуют за тобой повсюду. Благословляю и целую тебя без конца, каждое дорогое любимое местечко.

Твоя старая женка.

Кн. Орлова завтра отправляется в Барановичи на два дня на свидание с мужем. Аня имела известие от Сашки и два письма от своего брата.

№ 6

Дорогая моя душка,

Мне было так грустно, что я не могла тебе написать вчера, но у меня безумно болела голова, и я целый вечер лежала в темной комнате. Утром мы отправились в пещ. храм на половину службы. Было прелестно. Раньше я пошла посмотреть на Беби. Потом мы заехали за княжной Г. к Ане.

Голова моя уже болела, и я теперь не могу принимать лекарства также и против болей сердечных.

Мы работали с 10 до 1 часу, так как была операция, которая продолжалась долго.

После завтрака у меня был Шуленбург, который сегодня опять уехал, так как Ренненкампф сказал ему, чтобы он поспешил обратно. Потом я пошла наверх, чтобы поцеловать Беби, и спустилась, и полежала на кровати до чая, после чего я принимала отряд Сандры Шуваловой . А потом пошла спать с адской головной болью. Аня, обиделась, что я к ней не зашла, но у нея была масса гостей, и наш Друг оставался три часа. Ночь была не ахти какая, и я целый день чувствую свою голову и также расширение сердца. Обыкновенно я принимаю капли три или четыре раза в день, так как иначе я не могу выдержать, а эти дни мне это не удается. Я читала доклады в кровати и перешла на диван к завтраку. Потом я принимала чету Ребиндер из Харькова (у них там мой склад ), а она приехала изВильны , куда она ездила, чтобы проститься с братом своим Кутайсовым . Он показал ей икону, которую я послала батарее от Беби. Она казалась уже совсем выцветшей. Повидимому, они каждый день выставляют ее для молитвы и перед каждым сражением они перед ней молятся. Так трогательно!

Потом я пришла к Беби и лежала возле него в сумерках пока Влад. Ник. ему читал. Теперь они оба играют вместе, также и девочки. Мы здесь наверху пили чай. Погода ясная, ночью почти морозило.

Слава Богу, известия продолжают быть хорошими, пруссаки отступают. К этому их принудила непроходимая грязь. Мекк пишет, что есть много случаев холеры и дизентерии во Львове , но они принимают санитарныя меры. Там пришлось пережить несколько трудных минут, судя по газетам. Но я верю, что ничего серьезнаго не будет. Этим полякам нельзя доверять, в концеконцов они наши враги, и католики должны нас ненавидеть.

Я кончу письмо вечером, не могу много писать зараз. Милый ангел, душой и сердцем я всегда с тобой.

Я пишу на бумаге Анастасии. Беби тебя крепко целует. У него совсем нет болей. Он лежит потому, что колено еще распухло. Я так надеюсь, что он встанет к твоему возращению. Я получила письмо от старухи Орловой , которой Иван писал, что он хочет продолжать военную службу после войны. Он мне говорил тоже самое. Он «летчик Орлов 20-го корпуса действующей армии ». Он получил Георгиевский крест, имеет право на другой орден, но может быть следовало бы произвести его в прапорщики или подпоручики . Он делал разведки под сплошным огнем неприят . Однажды он полетел один особенно высоко и был такой холод, что он не знал, что делать. Руки мерзли, машина перестала работать, ему уже было все равно, что бы ни случилось с ним, до того он озяб. Тогда он начал молиться и вдруг машина принялась опять правильно работать. Когда льет, летать нельзя, приходится спать и спать. Он молодец, что так часто летает один; какие должны быть нервы! В самом деле, его отец мог бы им гордиться, и потому его бабушка за него просит. Я пишу сегодня ужасно, но у меня мозг устал и голова тяжела. - О, милый мой, какая была огромная радость, когда мне принесли твое драгоценное письмо. Благодарю тебя за него от всего сердца. Как хорошо, что ты мне написал. Я прочла отрывки из письма девочкам и Ане, которой позволили прийти обедать. Она оставалась до половины одиннадцатаго. Как все должно было быть интересно! Рузский наверное был глубоко тронут, что ты его произвел в генерал-адютанты. А как «Агунюшка» будет счастлив, что ты написал ему. У него, слава Богу, больше нет болей. Ты, вероятно, уже дальше едешь в поезде, но как мало времени ты остаешься с Ольгой . Какая награда для храбраго гарнизона Осовца , если ты туда поедешь! Или, может быть, в Гродно , если там еще есть войска. Шуленбург видел улан, их лошади совершенно измучены, спины набиты до крови, люди часами оставались в седлах, лошади совсем ослабели. Так как поезд стоял около Вильны , несколько офицеров приходило, и они спали попеременно по несколько часов в его кровати, наслаждаясь этой роскошью поезда и постелью. Для них было исключительной радостью, что они нашли настоящее W. C. Княжевич не хотел выходить оттуда, так ему там было удобно (жена Ш. разсказала это Ане ).

И дорогой муженек скучает по своей маленькой женке. А я-то по тебе! Но у меня есть милая семья, утешающая меня. Заходишь-ли ты когда либо в мое отделение вагона? Пожалуйста, передай Фред.мои сердечныя приветствия. Говорил ли ты с Федоровым о военных студентах и докторах? От тебя не было сегодня телеграммы. Я думаю - это значит, что ты ничего особеннаго не делал.

Теперь, мой драгоценный, милый мой Ники, мне надо постараться уснуть. Я положу это письмо за дверь, оно будет взято в половинедевятаго.

У меня больше не было чернил в пере, так что пришлось взять другое.

Прощай мой ангел, Бог сохранит и защитит тебя, и вернет тебя здоровым. Всякие нежные поцелуи и ласки от твоей любящей и искренно преданной маленькой женки

Аня благодарит тебя за твой привет и шлет свою любовь.

№ 7

Дорогая моя душка,

От всего сердца благодарю тебя за твое милое письмо. Твои нежныя слова глубоко меня тронули и согрели мое одинокое сердце. Для меня было глубоким разочарованием за тебя, что тебе советуют не ехать в крепость. Это было бы истинной наградой для этих удивительных храбрецов. Говорят, что «Ducky» пошла туда на благодарственный молебен и слышала пушечные выстрелы вдалеке. В Вильне отдыхает много войск, так как лошади так измучены. Я надеюсь, что ты их сможешь увидеть. Ольга прислала такую полную счастья телеграмму, после того, как она тебя видела. Милое дитя, она так храбро работает и сколько благодарных сердец унесут с собой обратно в строй воспоминание об ея оживленной, милой наружности, а другие унесут это воспоминание домой в свои деревни, и то, что она - твоя сестра, укрепит связь между тобой и народом. Я читала такую прекрасную статью в английской газете! Они так хвалят наших солдат и говорят, что их глубокая религиозность и благоговение перед миролюбивым Монархом побуждают их так храбро сражаться за святое дело. Как позорно, что немцы заперли маленькую герцогиню Люксембургскую в замке возлеНюренберга. Это такое оскорбление! Представь себе, я получила письмецо от Гретхен без подписи и без начала, написанное по английски и посланное из Англии с адресом, написанным другим почерком. Я не могу себе представить, как ей удалось его послать. Нога Ани сегодня гораздо лучше, и я вижу, что она разсчитывает встать к твоему возвращению. Я так бы хотела, чтобы она теперь была здорова, а нога бы болела на следующей неделе, тогда бы у нас было несколько милых спокойных и уютных вечеров, которые мы бы провели вдвоем. Мы только в 11 часов отправились в госпиталь, захватили княгиню и Аню. Мы принимали участие в двух операциях, она их делала сидя, так чтобы я могла ей передавать инструменты тоже сидя. Один из раненых был такой забавный, когда он опять пришел в себя в постели. Он все время пел и во весь голос, и очень хорошо, размахивая рукой, из чего я заключила, что он был з а п е в а л о. Так оно и оказалось. Он был очень весел и сказал, что надеется, что не употреблял грубых слов. Он хочет быть героем и скоро опять пойти на войну, как только его нога заживет. Другой лукаво усмехнулся и сказал: «Я был далеко, далеко, ходил-ходил, хорошо там было, Господь Вседержитель - все вместе были. Вы не знаете, где я был ». И хвалил Бога и благодарил Его. Он, должно быть, видел удивительныя видения, пока мы вынимали пулю из его плеча. Она (княжна Гед.) не дала мне перевязывать, чтобы я оставалась спокойной, так как я чувствовала голову и сердце. После завтрака я лежала в комнатеБеби до пяти. Mr. G. читал ему, и я думаю, что я на короткое время задремала. Потом Алексей прочел пять строк по-французски вслух, совсем хорошо. Потом я принимала дядю М е к к а, после чего слетала на полчаса с Ольгой к Ане, так как наш Друг проводил у нея вторую часть дня и хотел меня видеть. Он спрашивал о тебе и надеялся, что ты поедешь в крепость. Потом у нас была наша лекция с кн. Г. После обеда девочки пошли к Ане, где был Н. П. , и я после молитвы пошла за ними. Мы работали, она клеила, а он курил. Она эти дни не слишком любезна и только думает о себе и своем удобстве и заставляет других лазить под стол, чтобы устраивать ея ногу на горе из подушек, и ей в голову не приходит подумать, удобно ли сидеть другим. Она избалована и дурно воспитана. К ней приходит много народу целый день, так что у нея нет времени чувствовать себя одинокой, а когда ты вернешься, она будет плакаться, что она все время чувствовала себя несчастной. Она окружена несколькими большими твоими фотографиями - ея собственные увеличенные снимки. Оне - в каждом углу, и есть еще множество маленьких. Мы высадили Н. П. возле станции и были дома около 11. Я хотела каждый день ходить в церковь, а попала только раз. Это так грустно, так как церковь такая помощь, когда на сердце печально. Мы всегда ставим свечки, прежде чем идем в госпиталь, и я люблю молиться, чтобы Бог и Святая Дева благословили дело рук наших и помогли нам помочь больным. Я так рада, что ты себя чувствуешь лучше. Такия поездки полезны, так как ты все таки чувствуешь себя ближе ко всем, ты мог видеть начальников и слышать все от них непосредственно и передать им свои мысли.

Какая радость для Келлера! Он в самом деле заслужил свой крест и теперь он нам отплатил за все. Это было его горячее желание все эти годы. Как страшно утомлены должны быть французския и английския войска. Они ведь без перерыва бились двадцать дней и больше. А мы имеем против себя большия орудия из Кенигсберга. Сегодня Орлов не посылал никаких известий, так что я думаю, что ничего особеннаго не случилось.

Тебе должно быть полезно, что ты далек от всех мелких сплетен. Здесь всегда такиярозсказни и обыкновенно без всякаго основания. Бедный старый Фредерикс - другой - умер . Как грустно, что нашему бедному старику опять стало хуже. Я так боялась, что это случится, когда он будет в отезде с тобой, и было бы деликатнее, если бы он остался дома, но он так глубоко предан, что он не мог вынести мысли о том, чтобы ты отправился один. Я боюсь, что мы не долго будем его иметь между нами. Его срок близок. Какая это будет потеря! Таких типов больше найти нельзя и такого честнаго друга трудно заменить.

Милушка, я надеюсь, что ты теперь лучше спишь. Я не могу этого сказать о себе. Мозг как будто все время работает и никогда не хочет отдохнуть. Сотни мыслей и комбинаций тревожат меня. Я перечла твои дорогия письма несколько раз и старалась представить себе, что моя душка говорит со мной. Мы как то так мало видим друг друга, ты так занят, и, не хочется тревожить тебя вопросами, когда ты устаешь после твоих докладов , а потом мы никогда не бываем вдвоем, одни. Но теперь я должна постараться уснуть, чтобы чувствовать себя крепкой завтра и быть полезнее. Я думала, что я буду так много работать в твое отсутствие, а Беккер испортила все мои планы и добрыя намерения. Спи хорошо, мой маленький. Святые ангелы пусть охраняют твой сон и пусть молитвы и любовь твоей женки окружают тебя глубокой преданностью и любовью.

25. Здравствуй, мое сокровище. Сегодня фельдегерь возьмет письмо позднее, и я могу еще немного написать. Это может быть последнее письмо, если Фредерикс прав, говоря, что ты возвращаешься завтра. Но мне кажется, что этого не будет, так как ты, наверное, захочешь посмотреть гусар, улан, артиллерию и другия войска, отдыхающия в Вильне. Сегодня ночью было два градуса мороза, теперь опять яркое солнце. Мы будем в 11 в госпитале. Я все не могу принимать лекарство. Это очень неприятно, так как у меня каждый день болит голова, хотя и не очень сильно, и я чувствую свое сердце, хотя оно не расширено. Но все же я сегодня не должна утомляться. Я по настоящему не дышала свежим воздухом с тех пор, как ты уехал. Сергею немного лучше. Княгиня Орлова тоже чувствует себя совсем хорошо, она только слаба. Беби спал и чувствует себя хорошо. Продолжают говорить об этом имении в Балтийских провинциях, где есть отмечениое белым место, и на озере находился гидроплан. Наши офицеры, переодетые в штатское, видели его. Туда никому не позволяют пройти. Я бы хотела, чтобы об этом произвели серьезноеразледование. Везде так много шпионов, что, может быть, это и правда. Но это очень грустно, так как все же много лойяльных подданных в балтийских провинциях. Эта злосчастная война, когда же она кончится! Я уверена, что William должен временами переживать ужасныя минуты отчаяния, когда он сознает, что это он и, особенно, его антирусская клика начали войну и тащат его страну к гибели. Все эти маленькия государства годами будут продолжать страдать от последствий. Мое сердце обливается кровью, когда я думаю, какия употребляли усилия Папа и Эрни, чтобы поднять нашу маленькую страну до еятеперешняго состояния, цветущаго во всех отношениях. С Божьей помощью здесь все пойдет хорошо и кончится со славой. Война подняла дух, очистила много застоявшихся умов, обединила чувства. Это «здоровая война» в моральном смысле. Одного бы только я хотела, чтобы наши войска вели себя примерно во всех отношениях, не грабили бы и не разбойничали, пусть эти гадости творят только прусския войска. Оне деморализуют, и потом теряешь настоящий контроль над людьми. Они дерутся для личной выгоды, а не для славы своей родины, когда они достигают уровня разбойников на большой дороге. Нет основалия следовать дурным примерам. Тыл, обозы - проклятие. В этом случае все говорят о них с отчаянием. Нет никого, чтобы держать их в руках. Во всем всегда есть уродливыя и красивыя стороны, то же самое и здесь.

Такая война должна была бы очищать душу, а не осквернять ее, неправда ли? В некоторых полках очень строги, я это знаю. Там стараются поддерживать порядок, но слово сверху не повредило бы. Это моя собственная мысль, душка, так как я хотела бы, чтобы имя наших русских войск вспоминалось впоследствии во всех странах со страхом и уважением, и с восхищением. Здесь люди не всегда проникаются мыслью, что чужая собственность священна и неприкосновенна. Победа не означает грабежа. Пусть священники в полках скажут об этом слово.

Ну вот я пристаю к тебе с вещами, которыя меня не касаются, но я это делаю из любви к твоим солдатам и к их репутации.

Милое сокровище, я должна кончать и вставать. Все мои молитвы и нежнейшия мысли следуют за тобой. Пусть Бог даст тебе мужество и силу, и терпение. Веры у тебя больше, чем когда либо, и это то, что тебя поддерживает. Да, молитва и непосредственная вера в милосердие Бога одне дают силу все переносить. И наш Друг помогает тебе нести твой тяжелый крест и большую ответственность. Все будет хорошо, так как право на нашей стороне. Благословляю тебя, целую твое дорогое лицо, милую шейку и дорогиялюбимыя ручки со всею горячностью большого любящаго сердца. Какая радость, что ты скоро возвращаешься.

Твоя собственная старая женка.

№ 8

Мой любимый из любимых,

Опять приближается час разлуки и сердце болит от горя. Но я рада за тебя, что ты уедешь и увидишь другую обстановку, и почувствуешь себя ближе к войскам. Я надеюсь, что тебе удастся этот раз увидеть побольше. Мы будем с нетерпением ждать твоих телеграмм. Когда я отвечаю в Ставку , я чувствую робость, потому что уверена, что масса офицеров читает мои телеграммы. Тогда нельзя писать так горячо, как бы хотелось. Что Н. П. с тобой в этот раз - для меня утешение. Ты почувствуешь себя менее одиноким. И он - часть всех нас. И ты с ним одинаково понимаешь очень много вещей и одинаково на многое смотришь, а он безконечно благодарен и радуется, что может с тобой отправиться, так как он чувствует себя таким безполезным в городе, когда все его товарищи на фронте. Слава Богу, что ты можешь уехать, чувствуя себя совершенно спокойным насчет дорогого Беби. Если бы что нибудь случилось, я буду писаты ручка , все в уменьшительном, тогда ты будешь знать, что я пишу все про Агунюшку. Ах, как ты будещь мне недоставать. Я уже чувствую такое уныние эти дни и на сердце так тяжело. Это стыдно, так как сотни радуются, что скоро увидят тебя, но когда так любишь, как я, нельзя не тосковать по своем сокровище. Завтра двадцать лет, что ты царствуешь, и что я стала православной. Как годы пробежали, как много мы вместе пережили! Прости, что я пишу карандашом, но я на диване, а ты еще исповедуешься. Еще раз прости свое солнышко, если она чем нибудь тебя огорчила или причинила тебе неприятность, поверь, что никогда это не было умышленно. Слава Богу, мы завтра вместе примем святое причастие, это даст нам силу и покой. Пусть Бог даст нам успех на суше и на море и благословит наш флот. Ах, любовь моя, если ты хочешь, чтобы я с тобой побыла, пошли за мной и Ольгой, и Татьяной. Мы как то так мало видим друг друга, а есть так много, о чем хотелось бы поговорить и разспросить, а к ночи мы так устаем, а к утру мы торопимся. Я кончу это письмо утром.

21. Как было очаровательно вместе пойти в этот день к святому причащению, и это яркое солнце пусть оно сопутствует тебе во всех смыслах. Мои молитвы и мысли, и нежнейшая моя любовь сопровождают тебя на всем пути. Дорогая любовь моя, Бог да благословит и охранит тебя и пусть Святая Дева защитит тебя от всякаго зла. Мои нежнейшия благословения. Без конца целую и прижимаю тебя к сердцу с безграничной любовыо и нежностью. Навсегда, мой Ники,

твоя собственная маленькая женка.

Я переписываю телеграмму Гр. тебе на память.

«После принятия Св. Тайн из чаши умоляя Христа, вкушая от Его плоти и крови, было духовное видение небесной прекрасной радости. Сделай, чтобы небесная сила была с тобой на пути, чтобы ангелы были в рядах наших воинов для спасения наших мужественных героев с радостью и победой».

Благословляю тебя.

Люблю тебя.

Тоскую по тебе.

№ 9

Дорогой мой, любимый,

Было такой неожиданной радостью получить твою телеграмму. Благодарю тебя за нее от всего сердца. Это хорошо, что ты и Н. П. прокатились на одну из этих маленьких станций: тебя это, должно быть, освежило. Мне было так грустно, когда я видела твою одинокую фигуру, стоящую в дверях вагона. Казалось так не естественно, что ты один уезжаешь. Все здесь так странно без тебя, ты наш центр, наше солнце. Я подавила свои слезы и поспешила в госпиталь, и работала усиленно в течение двух часов. Очень тяжкия раны. В первый раз я выбрила у солдата ногу возле и кругом раны. Я сегодня работала совсем одна без сестры или доктора, только княжна пришла посмотреть каждаго из раненых и посмотреть, в чем дело, и я просила ее сказать мне, правильно ли то, что я хотела сделать. Надоедливая М-ль Анненкова дала мне вещи, которыя я просила. Потом мы вернулись в наш маленький госпиталь и сидели в разных комнатах с офицерами. Оттуда мы отправились посмотреть маленький пещерный храм под дворцовым госпиталем . Во времена Екатерины там была церковь. Это соорудили в память 300-летняго юбилея. Вышло очаровательно. Все выбрано Вильчковским , чистейший древне-византийский стиль, абсолютно правильно. Ты должен это увидеть. Освящение храма будет в воскресенье в 10 часов, и мы поведем туда наших офицеров и солдат, которые могут двигаться. Там есть доски с именами раненых, умерших во всех наших госпиталях в Ц(арском) С(еле) , а также офицеров, получивших георгиевские кресты или золотое оружие . После чаю мы отправились в госпиталь М. и А. У них несколько очень тяжело раненых. Наверху находится четыре офицера в очень уютных комнатах. Потом я принимала трех офицеров, возвращающихся в д(ействующую) армию . Один лежал в нашем госпитале, а два других в моей краснокрестной общине здесь. Потом я отдыхала. Беби молился здесь внизу, так как я слишком устала, чтобы подняться. Теперь Ольга и Татьяна - в Ольгинском комитете. До этого Татьяна принимала Нейдгардта одна в течение получаса с его докладом . Это так хорошо для девочек: оне учатся самостоятельности и оне разовьются гораздо больше, раз им приходится самостоятельно думать и говорить без моей постоянной помощи. Я жажду известий с Чернаго моря. Дай Бог, чтобы наш флот имел успех. Я предполагаю, что они не дают сведений для того, чтобы неприятель не мог узнать их местонахождения посредством безпроволочнаго телеграфа.

Сегодня ночью опять очень холодно. Хотелось бы знать, играешь ли ты в домино. О милый, как одиноко без тебя! Какое счастье, что мы причастились до твоего отезда. Меня это укрепило и успокоило. Какая это великая вещь, в такия минуты приобщиться Св. Тайн, и хочется помогать другим, чтобы они тоже вспоминали, что Бог дал эту радость для всех, не как вещь, которую нужно обязателно делать каждый год в посту, но всегда; душа этого жаждет и нуждается в укреплении. Когда я имею дело с людьми, относительно которых я знаю, что они очень страдают, и остаюсь с ними наедине, я всегда касаюсь этой темы, и с Божьей помощью мне много раз удавалось заставить их понять, что это можно делать и что это хорошо, и утешает, и успокаивает усталое сердце. Я говорила также с одним из наших офицеров, и он согласился, и потом был так счастлив, и мужествен, и ему было гораздо легче переносить свои страдания. Мне кажется, что это одна из главных наших женских обязанностей, - стараться приводить больше людей к Богу, давать им понять, что он доступнее и ближе к нам, и ждет нашей любви и доверия, и обращения к нему. Многих удерживает застенчивость и ложная гордость. Поэтому надо помочь им пробить эту стену. Я только что говорила прошлый вечер с священником, что мне кажется духовенство должно было бы больше говорить с ранеными в этом смысле. Очень просто и непосредственно, не как проповедь.

Их души совершенно детския и только временами нуждаются в некотором руководстве. С офицерами гораздо труднее по общему правилу.

22. Здравствуй, мое сокровище. Я так молилась за тебя в маленькой церкви сегодня утром. Я пришла на последния 20 минут. Было так грустно там преклонить колени одной без моего сокровища. Я не могла удержать слез. Но потом я подумала, как ты должен быть рад оказаться поближе к фронту и с каким нетерпением тебя сегодня утром ожидали раненые в Минске . Мы перевязывали офицеров с 10 до 11, а потом отправились в большой госпиталь для трех операций довольно серьезных: пришлось отнять три пальца, так как начиналось заражение крови, и они совсем сгнили. У другого пришлось вынуть осколок , еще у одного - множество кусочков раздробленной кости в ноге. Я прошла через несколько палат . В большой госпитальной церкви шла служба, и мы только на минуту стали на колени на верхних хорах во время молитвы перед образом Казанской Божьей Матери. Твои стрелки скучают без тебя. Теперь я должна отправиться в свой склад в поезд № 4.

Прощай, милый Ники, благословляю и целую тебя еще и еще раз. Я плохо спала, целовала твою подушку и много думала о тебе.

На всегда твоя собственная маленькая женка. Я всем кланяюсь, особенно Н. П. Я рада, что он с тобой - Тебе с ним теплей.

№ 10

Мой любимый,

Уже семь часов, а от тебя нет известий. Ну, я отправилась смотреть мой поезд-склад № 4 с Мекком . Он сегодня вечером отходит в Радом , кажется, а оттуда Мекк поедет повидаться с Николашей , к которому у него несколько вопросов. Он мне говорил по секрету, что Элла хочет отправиться осмотреть мой склад во Львове , но так, чтобы никто об этом не знал. Она сюда приедет так, чтобы Московская публика ничего не знала. В первые дни ноября. Мы страшно завидуем ей и Ducky, но мы все-таки надеемся, что ты пошлешь за нами, чтобы с тобой повидаться. Будет трудно разстатся с Беби, скоторым я никогда надолго не разлучалась, но пока он здоров и М. и А. тут, чтобы держать ему компанию, я могла бы уехать. Конечно, я хотела бы, чтобы это была полезная поездка. Лучше всего, если бы я могла поехать моим поездом, одним из санитарных, к месту его назначения, чтобы посмотреть, как они берут раненых, и привезти их обратно, и ходить за ними. Или встретиться с тобой в Гродне ,Вильне , Белостоке , где есть лазареты. Но это я все оставляю в твоих руках, ты мне скажешь, что надо делать, где тебя встретить, в Ровне или в Харькове , как тебе будет удобно. Чем меньше будут знать, что я приезжаю, тем лучше. Я принимала Шуленбурга . Он завтра уезжает. Мой поезд, который устраивали Ломан и К-о, отходит, кажется, 1-го. Потом княжна читала нам лекцию. Мы прошли полный хирургический курс, с большим числом предметов, чем обыкновенно, а теперь пройдем анатомию и внутренния болезни, так как хорошо все это знать так же и девочкам.

Я сортировала теплыя вещи для раненых, возвращающихся домой и опять отправляющихся на фронт. Ресин был у меня, и мы устроились, чтобы поехать в Лугу завтра после полудня в мою «Светелку ». Это была дача , подаренная Алексею , за которую я взялась и устроила ее, как отделение моей «школы народнаго искусства ». Там девочки работают, сами ткут ковры и обучают этому деревенских баб. Потом оне получат коров и кур, и овощи и будут учиться домохозяйству . Теперь оне устроили 20 кроватей и смотрят за ранеными. Нам пришлось взять скорый поезд, так как обыкновенные поезда идут медленнее и в неудобные часы. Аня, Настенька и Ресин будут нас сопровождать. Никто ничего об этом не знает. Только м-ль Шнейдер знает, что А. и М. едут, иначе она могла бы случайно отлучиться. Мы возьмем простых извозчиков и поедем в нашей форме сестер милосердия, чтобы привлекать поменьше внимания, так как мы едем осматривать лазарет. М-м Бекер мне надоела, мне было бы гораздо свободнее без нея. - Как гнусно было сбрасывать бомбы с аэроплана на виллу короля Альберта, где он сейчас живет. Слава Богу, вреда не причинили, но я никогда не слыхала, чтобы кто нибудь постарался убить главу государства потому, что он ваш неприятель во время войны.

Мне нужно отдохнуть четверть часа перед обедом с закрытыми глазами. Буду продолжать сегодня вечером.

Какия хорошия известия! Сандомир опять взят нами и множество пленных, тяжелыя орудия и пулеметы. Твое путешествие принесло удачу и Божье благословение. Беби спустился опять, чтобы помолиться, так как я чувствовала себя очень утомленной во всех отношениях. Моя икона была в церкви сегодня утром, а теперь опять висит на своем месте. Сегодня вечером теплее; я открыла окно. Аня в великолепном настроении и радуется своему молодому оперированному другу. Она принесла ему твоего «Скопина Шуйскаго » для чтения. «Агунюшка» для меня выписывал во время обеда на меню - «j’ai, tuas», и т. д., так хорошо! Как тебе должен недоставать маленький человечек! Это такая отрада, когда он здоров. Я по обыкновению мысленно пожелала тебе доброй ночи, поцеловала подушку и так хотелось мне, чтобы ты был со мной. В мыслях представляю себе тебя лежащим в твоем отделении, наклоняюсь над тобой, благословляю тебя и нежно целую все милое лицо. Ах, мой милый, как безконечно ты мне дорог. Если бы только я могла помочь тебе нести твою тяжкую ношу, так много таких нош давят тебя. Но я уверена, что все представляется и ощущается по другому теперь, что ты там, это тебя освежит, и ты услышишь массу интересных вещей. Что делает наш черноморский флот? Жена моего прежняго «крымца» Лихачева писала Ане из гостиницы «Киста» , что снаряд разорвался совсем близко оттуда. Она уверяет, что один из наших выстрелов попал в немецкое судно, но что наши мины его не взорвали потому, что Эберхардт их (как это сказать?) «ausgeschaltet». Я не могу найти слова, голова моя одурела. Вероятно, наша эскадра собиралась выйти. По ея словам, они разогревали котлы, когда начались выстрелы. Ну, это может быть дамская болтовня, может правда, а может и нет. Я вкладываю телеграмму от Келлера, посланную через Иванова на имя Фредерикса для меня. Вероятно, ответ на мою телеграмму, поздравляющую его с Георгием. В каком нервном состоянии должен бытьБоткин теперь, что Сандомир взят . Хотела бы знать жив ли еще теперь его бедный сын. Аня посылает тебе бисквиты, письмо и раскрытыя газеты. У меня не будет времени писать завтра днем, так как мы на полчаса идем в церковь, потом в лазарет и к половине второго в Лугу, а назад к семи. Я буду лежать в поезде, езды два часа туда и два обратно. Прощай, мое Солнышко, мой собственный, спи хорошо, пусть святые ангелы охраняют твою постель и пусть Святая Дева оберегает тебя. Мои нежныя мысли и молитвы всегда витают над тобой. Тоскую по тебе и жажду тебя, и остро переживаю минуты твоего одиночества. Благословляю тебя.

23. Здравствуй, любовь моя. Светло и солнечно. Нам сегодня утром было мало дела, так что я могла сидеть почти все время и не устала. Мы пошли на минуту к М-ме Левицкой, чтобы взглянуть на ея 18 раненых. Все наши старые друзья. Теперь нам надо поесть и отправляться.

Какая досада! Графиня Адлерберг узнала, что мы едем и тоже хочет с нами. Но я сказала Изе ответить, что она ничего не знает и что раз я ничего не говорю, значит, я хочу, чтобы никто не знал, чтобы я могла лучше все увидеть, а то будут все для меня подготовлять. Прощай, милый, благословляю и целую тебя еще и еще раз.

Твоя собственная женка.

Привет Н. П., которому мы посылаем эту карточку.

Скачать полную книгу в PDF:

Заведовавшего делами «Татьянинскаго комитета».

В Севастополе.

Фрейлина баронесса Буксгевден.

История переписки императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной рассматривалась в недавно опубликованной статье Б.Ф.Додонова, О.Н.Копылова и С.В.Мироненко. Указывалось, что дневники и письма Николая II и членов его семьи появились в центральных газетах уже в начале августа 1918 г. Для разборки романовских бумаг ВЦИК создал специальную комиссию, состав и функции которой были окончательно утверждены его решением от 10 сентября 1918 г. В нее вошли историк М.Н.Покровский, известные в то время журналисты Л.С.Сосновский (редактор газеты "Беднота") и Ю.М.Стеклов (редактор "Известий ВЦИК"), руководитель Главного управления архивным делом (ГУАД) Д.Б.Рязанов и юрист, позднее видный историк и архивист, В.В.Адоратский. К разборке и публикации документов бывшей царской семьи была подключена также Социалистическая академия общественных наук. С сентября 1918 года ее сотрудники копировали документы новоромановского архива и переводили их на русский язык. В 1921 году было обнаружено, что некоторые документы Николая II нелегально передаются из советских архивов за рубеж. Подозрение пало на профессора В.Н.Сторожева, и он был уволен с работы .

Результатом этой "утечки" стала первая публикация писем императрицы Александры Федоровны, предпринятая берлинским издательством "Слово" в 1922 году. Письма публиковались, начиная с апреля 1914 года, первую часть каждого тома составляли переводы писем, а вторую часть - подлинники на английском языке. Иначе говоря, в распоряжении берлинского издательства были копии писем на английском языке, и читателям предоставлялась возможность самим сверить качество перевода.

Вслед за этим было предпринято и советское издание переписки. К печати его готовил А.А.Сергеев, в будущем выдающийся археограф. Были изданы третий, четвертый и пятый тома переписки, начиная с апреля 1914 года. К письмам были добавлены телеграммы, которыми обменивались супруги. В вводной статье М.Н.Покровский сообщал, что письма, опубликованные "Словом", похищены из советских архивов и "изобилуют массой искажений, пропусков и дефектов".

Несмотря на то, что переписка императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной, начиная с самого ее издания, широко цитировалась в научной и мемуарной литературе, достоверность этих документов не подтверждена. При этом в печати появляются статьи под громкими названиями, например, "Достоверность переписки императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной", претендующие на то, чтобы быть "фундаментальными исследованиями в этой области". Причем свои выводы авторы базируют лишь на анализе самого содержания переписки. К таким публикациям относится и переиздание переписки под названием "Терновый венец России. Николай II в секретной переписке" О.А.Платоновым. Публикация сопровождается пространным введением и почему-то разбита на главы с художественными названиями (без нарушения хронологии). В этом случае переписка начинается с письма от 19 сентября 1914 года. Телеграммы и нумерация писем, сделанная самой императрицей, в книгу О.А.Платонова не включены. Текст снабжен некоторыми научными комментариями. При всех недостатках публикации О.А.Платонова в настоящее время она является самой доступной и будет использоваться в данной статье.

В распоряжении большевиков были научные кадры и богатые средства, позволяющие фальсифицировать материалы архива царской семьи. Однако, переписка Николая II и Александры Федоровны имеет такой объем и такое богатое содержание, что написать ее заново, как это было с дневниками А.А.Вырубовой, просто невозможно. При этом переписать текст, сделав нужные вставки, советские специалисты вполне могли. Крайне подозрительной выглядит утечка материалов за рубеж. Не исключено, что подобная акция понадобилась большевикам для того, чтобы придать легитимность сочиненным материалам. Переснять письма в тех условиях было технически невозможно, и в Берлин попали копии, верность которых пока не оценена. Все это заставляет очень осторожно подходить к оценке достоверности переписки. По этой причине из обширной переписки Николая II и Александры Федоровны будет взят первый год Мировой войны. Предполагается, что этот период интересовал большевиков меньше всего и мог остаться "неповрежденным". Письма 1914-1915 годов интересны тем, что по ним можно проследить, как под влиянием военных неудач и внутренних трудностей менялся тон писем императрицы.

Письма императрицы Александры Федоровны неоднократно цитировались ее врагами и сторонниками. На их основании в оборот входили яркие легенды о слабовольном царе, довлеющей супруге и стоявшем за ее спиной Г.Е.Распутине. При этом ни сторонники, ни противники этих тезисов почему-то не брались проследить, что же советовала императрица мужу. Между тем, влияние Александры Федоровны и Г.Е.Распутина складывалось из определенных рекомендаций, которые император воплощал или не воплощал в жизнь. Этот процесс прохождения советов из писем в практическую жизнь почему-то до сих пор игнорировался историками. Я предлагаю посмотреть, что же конкретно советовали Николаю II Александра Федоровна и Г.Е.Распутин, и как император реализовывал на практике эти рекомендации.

Первоначально содержание писем императрицы вращалось вокруг бытовых повседневных дел, детей, госпиталя, в котором работали она и ее дочери. О военных событиях Александра Федоровна судила по газетным материалам и иногда уточняла у мужа некоторые их аспекты. Просьбы императрицы в первый период войны ограничивались ее окружением. Александра Федоровна ходатайствовала по поводу офицеров своих шефских полков, а также лично ей знакомых лиц. Императрица считала себя ответственной за все происходящее в императорской фамилии. Некоторые ее просьбы касались морганических супруг великих князей Михаила и Павла Александровичей. Александра Федоровна давала мужу советы по поводу членов императорской фамилии, находившихся в Ставке и фронтовых частях. Например, 25 октября 1914 года Александра Федоровна просила мужа назначить Павла Александровича к его бывшему сослуживцу В.М.Безобразову (командир Гвардейского корпуса), так как ему не хотелось ехать в Ставку к Н.В.Рузскому ("Терновый венец". С. 59). Императрица не интересовалась у мужа ходом компании и не вникала в дела Ставки. Из всего генералитета российской армии Александра Федоровна выделяла лишь Ф.А.Келлера и Н.И.Иванова (эти люди в дальнейшем доказали свою преданность престолу). Любопытно, что особое отношение императрицы не помогло этим генералам сделать карьеру во время войны.

Военные события заставляли Николая II все больше времени проводить в Ставке. Все длиннее становились его разлуки с женой. Это немедленно отразилось на тоне писем. Императрица пыталась помочь мужу, сопереживала ему, страдала по поводу поражений русского оружия. Одной из форм поддержки была молитвенная помощь. В этом отношении Александра Федоровна всецело полагалась на "Божьего человека" Григория Ефимовича Распутина. Чаще всего его советы передавались императрице через А.А.Вырубову.

Как это уже неоднократно отмечалось в исторической литературе, людей и государственных деятелей Александра Федоровна мерила через призму Г.Е.Распутина. Отношение к "человеку Божьему" значило для императрицы и лояльность к императорской фамилии, и залог будущей успешной деятельности чиновника (Божья помощь в его делах). Главными аргументами против назначения военным министром А.А.Поливанова и обер-прокурором Св.Синода А.Д.Самарина было то, что они выступали против Г.Е.Распутина. "Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастье?" и "он будет работать против нас, раз он против Гр.", - писала императрица мужу. ("Терновый венец". С. 155, 150)

Александра Федоровна находилась в жесткой конфронтации с главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем. За их отношениями стоял целый ряд весомых причин, не последней из которых было отношение великого князя к Г.Е.Распутину. По свидетельству великого князя Александра Михайловича, именно жены Николая Николаевича и Петра Николаевича - "черногорки" Анастасия и Милица Николаевны - ввели в царскую семью сперва месье Филиппа, а затем и Г.Е.Распутина. Затем произошёл разрыв, и "черногорки", а за ними и Николай Николаевич стали врагами "старца". Биограф великого князя писал, что "о приезде Распутина в Ставку во время нахождения во главе армии великого князя Николая Николаевича, разумеется, не могло быть и речи". Александра Федоровна была прекрасно осведомлена о таком отношении к "Другу", но это была не единственная причина ее расхождения с главнокомандующим. Императрица не могла простить дяде императора то, что в 1905 году он вынудил императора подписать Манифест 19 октября. "Мы еще не подготовлены для конституционного правительства. Н. и Витте виноваты в том, что Дума существует", - писала Александра Федоровна мужу в одном из писем ("Терновый венец". С. 160).

В первые месяцы войны императрица в своих письмах не проявляла враждебности к главнокомандующему и даже называла его "Николаша", как и царь. Но с начала 1915 года все изменилось. В письмах Александры Федоровны Николай Николаевич выступал теперь только под литерой "Н.". 22 января, ссылаясь на "Друга", императрица просила мужа не упоминать главнокомандующего в Манифесте ("Терновый венец". С. 88). А 29 января уже прямо писала: "он находится под влиянием других и старается взять на себя твою роль, что он не в праве делать... Этому следовало бы положить конец. Никто не имеет права перед Богом и людьми узурпировать твои права" ("Терновый венец". С. 96). 4 апреля: "Хотя Н. поставлен очень высоко, ты выше его. Нашего Друга так же, как и меня, возмутило то, что Н. пишет свои телеграммы, ответы губернаторам и т.д. твоим стилем" ("Терновый венец". С.115). За всеми этими замечаниями просматривалась ревность императрицы, пытавшейся защитить прерогативы своего мужа.

Как выясняется, волнения Александры Федоровны были небезосновательны и разделялись ее наиболее компетентными современниками. В.И.Гурко писал в своих воспоминаниях, что на основании положения о полевом управлении войск Ставка пользовалась неограниченной властью в пределах театра военных действий. Это положение было составлено в расчете на то, что в случае войны во главе войск встанет сам император. Однако, принять командование Николаю II помешало сопротивление министров. К местностям, подчиненным Ставке, была отнесена обширная тыловая полоса и сама столица. "Ставка не только в полной мере с места использовала свои чрезвычайные полномочия, но присвоила себе диктаторские замашки", - писал мемуарист.

Николай II долгое время совершенно не реагировал на замечания своей жены по поводу главнокомандующего. Особенно заметно это сопротивление было при обсуждении поездки царя в только что завоеванные Перемышль и Львов. В ответ на сообщение царя о предстоящей поездке 5 апреля 1915 года Александра Федоровна просила его, ссылаясь на мнение Г.Е.Распутина, ехать туда без главнокомандующего. Совет мотивировался тем, что ненависть против Николая Николаевича там очень сильна, а визит царя обрадует всех. ("Терновый венец". С. 117). 7 апреля Императрица вновь сообщала о том, что Друг не одобряет поездки и согласен с ней по поводу Николая Николаевича. Г.Е.Распутин советовал совершить такую поездку уже после войны ("Терновый венец". С. 121). В тот же день Николай II отвечал, что не согласен с тем, что Николай Николаевич должен остаться в Ставке, когда царь поедет в Галицию. Он считал, что во время войны при поездке в завоеванную провинцию царя должен сопровождать главнокомандующий. "Он сопровождает меня, а не я нахожусь в его свите", - писал Николай II ("Терновый венец". С. 122). После этого Александра Федоровна отвечала: "Теперь я понимаю, почему ты берешь Н. с собой - спасибо за объяснение, дорогой" ("Терновый венец". С. 123).

Вновь к теме главнокомандующего императрица вернулась лишь через полгода - 12 июня 1915 года. В связи с отставкой военного министра В.А.Сухомлинова она писала о Николае Николаевиче: "Как бы я хотела, чтобы Н. был другим человеком и не противился Божьему человеку" ("Терновый венец". С. 147). В конце июня Александра Федоровна окончательно отчаялась и стала уговаривать мужа быстрее покинуть Ставку, где на него плохо влияют Николай Николаевич и его окружение. И, наконец, в конце августа императрица не скрывала своей радости по поводу отставки великого князя.

По мнению участника событий военного историка генерала Н.Н.Головина, главной причиной, побудившей Николая II занять пост главнокомандующего, было желание возглавить войска в период катастрофы. К этому императора подталкивали также постоянная критика Ставки со стороны правительства и доклады общественных деятелей, призывавших совместить "Управление страной и Верховное Главнокомандование".

Любопытно, что подозрения по поводу Николая Николаевича имела не одна императрица. Даже мемуаристы, жестко критикующие отношение Александры Федоровны к великому князю, оставили отзывы, подтверждавшие ее мнение. Н.Н.Головин приводил воспоминания военного министра А.А.Поливанова о том, что последний, отвозя в Ставку письмо Николая II к главнокомандующему о его отставке, вовсе не был уверен в успехе своей миссии. Но его опасения не оправдались: ни о какой возможности сопротивления или неповиновения не могло быть и речи. Генерал Ю.Н.Данилов отмечал, что "под влиянием внешних и внутренних событий 1905 г. в великом князе Николае Николаевиче совершился весьма значительный внутренний политический сдвиг: из сторонника крайнего, мистически-религиозного самодержавного монархизма или даже царизма он стал на путь конституционализма". Ю.Н.Данилов приводил интересный диалог в Ставке. После начала отступления русской армии в 1915 году генерал обращался к Николаю Николаевичу: "Ваше Высочество, пока вы у власти, Россия знает только вас одного, и только вы один отвечаете за общий ход войны", на что главнокомандующий отвечал: "Я подумаю". Эти подозрения Николай Николаевич подтвердил в 1917 году, когда скрыл от императора сделанное ему А.И.Хатисовым предложение принять участие в дворцовом перевороте, а затем 2 марта, присоединившись к голосам командующих армиями, просивших Николая II отречься от престола.

В 1914 году Александра Федоровна обращалась с просьбами к мужу всего несколько раз. 19 ноября она просила Николая II назначить вместо отстраненного П.К.Ренненкампфа командующим армии генерал-адъютанта П.И.Мищенко. "Такая умная голова и любим войсками", - писала императрица ("Терновый венец". С 67). Действительно, П.И.Мищенко ярко проявил себя во время русско-японской войны как удачливый кавалерийский командир. Но ходатайство царицы было оставлено без внимания. П.И.Мищенко не поднялся выше командира корпуса (в 1918 году он покончил жизнь самоубийством). 12 декабря Александра Федоровна просила царя назначить генерал-майора П.П.Гротена командиром гусар его императорского величества ("Терновый венец". С. 82). Но и эта просьба не была выполнена. В одном из следующих писем императрица сетовала на то, что командиром гусар назначен "скучный" полковник Н.Н.Шипов ("Терновый венец". С 90).

Весной 1915 года, когда на фронте начались проблемы, императрица все чаще стала прибегать к помощи Г.Е.Распутина. Однако советы, направляемые императору, не касались важных сторон боевых действий. 10 апреля Александра Федоровна сообщала, что, по мнению Г.Е.Распутина, надо вызвать "руководителей купцов" и запретить им повышать цены ("Терновый венец". С. 125). 20 апреля императрица писала, что ожидается наступление немцев на Варшаву: "Наш Друг считает их страшно хитрыми, находит положение серьезным, но говорит, что Бог поможет". Александра Федоровна предлагала послать кавалерию на защиту Либавы ("Терновый венец". С. 135). 10 июня императрица предлагала Николаю II заставить частные заводы производить боеприпасы, как уже сделано во Франции ("Терновый венец". С. 145).

Существенного аспекта войны касался Манифест о призыве ратников второго разряда подготовленный к изданию в начале лета. Ссылаясь на Друга, императрица просила повременить с этим призывом. "Слушай нашего Друга, верь ему, его сердцу дороги интересы России и твои. Бог недаром нам его послал, только мы должны обращать больше внимания на его слова - они не говорятся на ветер. Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы... Меня преследует желание нашего Друга, и я знаю, что не исполнение его может стать роковым для нас и всей страны", - настаивала императрица в письме 11 июня ("Терновый венец". С. 146). Она просила отложить призыв ратников второго разряда хотя бы на год, так как в противном случае это оторвет много сил от хозяйства страны. 16 июня Николай II сообщал жене, что на совместном заседании Совета министров и Ставки рассматривался вопрос о призыве ратников второго разряда. Было решено пока призвать набор 1917 года ("Терновый венец". С. 159).

В действительности проблема призыва ратников второго разряда была гораздо сложней, чем это рисуется в письмах императрицы. Этому вопросу Н.Н.Головин посвятил отдельную подглаву своего исследования. К июню 1915 года контингент ратников первого разряда был исчерпан. Встала острая необходимость призыва ратников второго разряда, по российскому закону о воинской повинности они не могли быть взяты в ряды действующих войск. Это были льготники, единственные сыновья или единственные работники в семье, которые должны были использоваться как охрана в тылу или рабочая сила. Впервые вопрос о призыве ратников второго разряда был поднят на заседании Совета министров 16 июня 1915 года. Тогда было решено пока ограничить призывом молодого пополнения 1917 года. Но уже 4 августа вопрос призыва ратников был поставлен опять. К этому времени законопроект о призыве второго разряда уже был внесен в Думу. Но там его рассмотрение затормозилось, так как депутаты не были уверены, что Военному министерству необходимо такое количество людей и всех призванных смогут вооружить и обмундировать. В самом Совете министров мнения разошлись. А.Д.Самарин и А.В.Кривошеин считали, что пополнение армии могут дать пойманные дезертиры и с призывом можно повременить. Б.Н.Щербатов указывал, что без санкции Думы призыв провести не удастся, так как люди разбегутся по лесам. В итоге в октябре 1915 года призыв ратников второго разряда был все же проведен, а к концу 1916 года и эти ресурсы были исчерпаны.

Очевидно, что на отсрочку призыва ратников второго разряда повлияла задержка его рассмотрения в Думе. К числу ратников второго разряда, видимо, принадлежал и единственный сын Г.Е.Распутина Дмитрий. 30 августа Александра Федоровна впервые упоминала в своих письмах о том, что сыну Г.Е.Распутина может грозить призыв ("Терновый венец". С. 197). 1 сентября императрица сообщала, что Г.Е.Распутин "в ужасе, его сына призывают, а он единственный кормилец" ("Терновый венец". С. 202). В дальнейшем императрица пыталась убедить Николая II определить сына Г.Е.Распутина на какое-нибудь место в тылу. Но царь ответил категорическим отказом. Связь отсрочки призыва ратников второго разряда с сыном Г.Е.Распутина отмечал М.Н.Покровский в предисловии к первому советскому изданию переписки.

12 июня Александра Федоровна сообщала мужу, что все жаждут отставки военного министра В.А.Сухомлинова, так как его обвиняют в нехватке вооружения ("Терновый венец". С. 147). Видимо, вопросы смены военного министра супруги уже обсуждали, так как в тот же день Николай II ответил жене, что великий князь Николай Николаевич рекомендовал на это место генерала А.А.Поливанова. Царь сообщал, что просмотрел список генералов и пришел к выводу, что в настоящий момент А.А.Поливанов мог бы оказаться подходящим человеком ("Терновый венец". С. 148).

В своих воспоминаниях В.И.Гурко указывал, что назначение А.А.Поливанова было продиктовано Ставкой. По мнению мемуариста, это была явная уступка общественным кругам. В то же время были заменены еще два министра из числа общественных деятелей. Министром внутренних дел стал Н.Б.Щербатов, а обер-прокурором Св.Синода - А.Д.Самарин. В.И.Гурко считал, что назначить этих людей царя убедил А.В.Кривошеин, сам тогда планировавший стать во главе правительства.

Новые назначения просто потрясли Александру Федоровну. В тот же день императрица написала мужу: "Извини меня, но я не одобряю твоего выбора военного министра - ты помнишь, как ты сам был против него... Но разве он такой человек, к которому можно иметь доверие?... Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастье?" ("Терновый венец". С. 150).

15 июня Николай II сообщал жене о том, что все предлагают ему назначить обер-прокурором А.Д.Самарина ("Терновый венец". С. 154). В тот же день императрица очень резко отреагировала на это известие. "Самарин, без сомнения, пойдет против нашего Друга и будет на стороне тех епископов, которых мы не любим... Я имею основательные причины его не любить, так как он всегда говорил и теперь продолжает говорить в войсках против нашего Друга... Он будет работать против нас, раз он против Гр" ("Терновый венец". С. 155).

Уже 28 августа Александра Федоровна сообщала о том, что она обсуждает с председателем Совета министров И.Л.Горемыкиным кандидатуру нового министра внутренних дел. Со слов И.Л.Горемыкина, императрица передавала, что "Щербатова совершено нельзя оставить, что его следует немедленно сменить" ("Терновый венец". С. 193). Уже на следующий день, 29 августа, императрица писала мужу о А.Д.Самарине: "Мы должны удалить С., и чем скорее, тем лучше, - он ведь не успокоится, пока не втянет меня, нашего Друга и А. (Вырубову) в неприятную историю. Это очень гадко и ужасно непатриотично и узко, но я знала, что так и будет, - потому тебя и просили его назначить, а я писала тебе в таком отчаянии" ("Терновый венец". С. 194-195). "Мне хочется отколотить почти всех министров и поскрее выгнать Щерб. и Сам.", - писала Александра Федоровна в том же письме ("Терновый венец". С. 196). С 22 августа императрица постоянно предлагала назначить министром внутренних дел А.А.Хвостова. После неоднократных призывов сменить ненравившихся ей министров, 7 сентября императрица писала по поводу А.Д.Самарина: "Ты видишь теперь, что он не слушает твоих слов - совсем не работает в Синоде, а только преследует нашего Друга. Это направлено против нас обоих - непростительно, и для теперешнего тяжелого времени даже преступно" ("Терновый венец". С. 215).

Несмотря на все эти атаки, 7 сентября Николай II писал жене, что "Щербатов на этот раз произвел на меня гораздо лучшее впечатление..., он робел гораздо меньше и рассуждал здраво" ("Терновый венец". С. 216) В действительности министры, так ненравившиеся Александре Федоровне, в конце 1915 года потеряли свои места. Однако пойти на кадровые перестановки Николая II подтолкнули не императрица и Г.Е.Распутин, а "забастовка министров". Совет министров отказывался работать со своим председателем И.Л.Горемыкиным и просил государя о его замене. Кульминация кризиса пришлась на 14 сентября, когда в Ставке состоялось совещание Совета министров в присутствии царя. Совет не смог убедить Николая II изменить свое мнение, а вслед за этим "министры, наиболее решительно высказывавшиеся против Горемыкина, были вскорости один за другим уволены". При этом А.А.Поливанов, так же подвергавшийся критике императрицы, из исполняющего обязанности стал полноправным министром и еще год проработал в этой должности.

Работа Н.Б.Щербатов и А.Д.Самарина на министерских постах не очень высоко оценивалась современниками. В.И.Гурко писал по этому поводу: "На практике ни Самарин, ни в особенности Щербатов не оказались на высоте положения данного момента... Самарин и Щербатов были дилетанты, и этот их дилетантизм сказался очень скоро". Очень точно кадровый кризис августа-сентября 1915 года оценивала императрица. "Где у нас люди, я всегда себя спрашиваю, и прямо не могу понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением, совсем нет подходящих людей?" - писала Александра Федоровна мужу ("Терновый венец". С. 214).

Некоторые советы Г.Е.Распутина, передаваемые через императрицу, Николай II пытался воплотить на практике. 12 июня Александра Федоровна передавала пожелание Друга о том, чтобы в один день по всей России был устроен крестный ход с молебном о даровании победы. Она просила, чтобы распоряжение о крестном ходе было опубликовано от имени царя, а не от Св.Синода ("Терновый венец". С. 150). Через три дня, переговорив с протопресвитером армии и флота Г.И.Шавельским, царь сообщал императрице, что такой крестный ход возможно провести 8 июля в праздник иконы Казанской Божьей Матери ("Терновый венец". С. 154).

Другие рекомендации император оставлял без внимания. 17 июня Александра Федоровна, ссылаясь на просьбу Г.Е.Распутина, просила подождать с созывом Думы, так как "они будут вмешиваться во все дела". "Мы еще не подготовлены для конституционного правительства. Н. и Витте виноваты в том, что Дума существует", - писала императрица. Следующее ее письмо на эту тему было еще жестче. 25 июня Александра Федоровна с повторной просьбой не собирать Думу писала мужу: "Эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться!" ("Терновый венец". С. 171). Естественно, тут имелась в виду критика, раздававшаяся с думской трибуны против Г.Е.Распутина. Необходимо отметить, что в своей полемике общественные деятели переходили всякую меру. В письме от 8 сентября Александра Федоровна передавала мужу одно из выступлений на собрании общественных деятелей в Москве, получившее широкую известность. В.И.Гурко (чьи мемуары тут цитируются) заявлял: "Мы желаем сильной власти - мы понимаем власть, вооруженную исключительным положением, власть с хлыстом, но не такую власть, которая сама находится под хлыстом". Императрица очень точно оценивала это выступление: "Это - клеветническая двусмыслица, направленная против тебя и нашего Друга. Бог их за это накажет. Конечно, не по-христиански так писать - пусть Господь их лучше простит и даст им покаяться" ("Терновый венец". С. 217).

Летом 1915 года недоверие и страх Александры Федоровны по отношению к Ставке достигли своей кульминации. Императрица невольно становилась жертвой развившейся в русском обществе шпиономании. В нескольких письмах она сообщала мужу, что ходят слухи о том, что в Ставке действует шпион и это генерал Данилов (Черный). 16 июня царь отвечал, что эти слухи "не стоят выеденного яйца" ("Терновый венец". С. 159). Однако это не успокоило императрицу. 24 июня она начала убеждать мужа поехать навестить войска без ведома Ставки. "Эта предательская Ставка, которая удерживает тебя вдали от войск, вместо того, чтобы ободрить тебя в твоем намерении ехать...", - писала Александра Федоровна ("Терновый венец". С. 170).

Несомненно, среди рекомендаций императрицы встречались советы, имевшие безусловную практическую ценность. Например, 24 сентября Александра Федоровна просила мужа особенно строго следить за дисциплиной в войсках, вошедших на территорию неприятеля: "Мне хотелось бы, чтобы наши войска вели себя примерно во всех отношениях, чтобы они не стали грабить и громить - пусть эту мерзость они предоставят проделывать пруссакам" ("Терновый венец". С. 51). 14 декабря императрица жаловалась, что Св.Синод издал указ, запрещающий устраивать "елки", так как этот обычай заимствован у немцев. Александра Федоровна считала, что эта традиция не касается ни церкви, ни Св.Синода. "Зачем лишать удовольствия раненых и детей?" - спрашивала она ("Терновый венец". С. 83). 5 апреля 1915 года императрица просила мужа проследить, чтобы войска не разрушали и не портили ничего, принадлежащего мусульманам: "мы должны уважать их религию, так как мы христиане, слава Богу, а не варвары" ("Терновый венец". С. 117). В другом месте Александра Федоровна просила вернуть пленным немецким офицерам погоны, так как они и без того подверглись унижению.

Начиная с августа 1915 года, письма Александры Федоровны начинают менять стиль, иным становится и их содержание. Это длинные, сумбурные послания, полные политических советов. Иногда меняется и само обращение жены к мужу, появляются ранее несвойственные "Моя милая душка. Н." (4 сентября), "Мое родное сокровище" (13 сентября). Иногда императрица жалуется, что рука ее устала, и просит прощения за неразборчивый почерк. Вызывают удивление и некоторые бытовые подробности: "Церковная служба шла от 6 до 8 час., мы с Беби пришли 7 ?" (14 сентября).

Не только современники, отрицательно относившиеся к Александре Федоровне, - В.И.Гурко, Н.Н.Головин, но и мемуаристы, заявлявшие о своей преданности царской семье, писали о сильном влиянии императрицы (а через нее и Г.Е.Распутина) на государственные дела. Например, А.И.Спиридович так объяснял это влияние: "Будучи нервнобольной, религиозной до болезненности, она в этой борьбе видела прежде всего борьбу добра со злом, опиралась на Бога, на молитву, на того, в чьи молитвы она верила - на Старца".

Необходимо заметить, что в предреволюционные годы эти обвинения звучали совершенно иначе. В своей книге "На путях к дворцовому перевороту" С.П.Мельгунов отмечал, что красной нитью во всей агитации Прогрессивного блока проходило утверждение о том, что Николай II искал путей для заключения сепаратного мира с Германией под влиянием "черного блока" (под этим подразумевались императрица, Г.Е.Распутин и их ближайшее окружение). В прессе прямо писалось еще в 1915 году: "Распутин, окруженный шпионами, должен был бы непременно вести пропаганду в пользу заключения мира с немцами".

Именно публикация переписки Николая II и Александры Федоровны помогла развеять ложь о поисках сепаратного мира и измене. Даже А.Ф.Керенский, сам перед революцией и разжигавший слухи о сепаратном мире, в своих воспоминаниях был уже очень осторожен. Хотя он по-прежнему утверждал, что "главная причина гибели России - власть Распутина", но обвинения с царя и царицы уже были сняты. В новом варианте сепаратного мира добивалось правительство, а "Николай II тут ни при чем". "Причастна ли как-нибудь к этому Александра Федоровна", мемуарист уже сказать не мог. Самым сильным обвинением императрицы теперь было то, что "германские агенты без конца вертелись вокруг нее и госпожи Вырубовой". А.Ф.Керенский откровенно сознавался в том, что, "придя к власти", он не смог найти подтверждений дореволюционных обвинений императрицы. Даже П.Н.Милюков, с Думской трибуны открыто обвинявший императрицу в измене, в своих мемуарах утверждал, что "оратор скорее склонялся к первой альтернативе" (то есть обвинению в глупости).

По непонятной инерции для советских и российских авторов переписка Николая II и Александры Федоровны была и по-прежнему остается каким-то обвинительным материалом против царственных супругов. Причинами, по-видимому, являются отсутствие научного исследования и анализа этого материала. Сетевая энциклопедия "Википидия", оценивая государственную деятельность Николая II, отмечает, что "большинство сходится на точке зрения, согласно которой его способностей оказалось недостаточно для того, чтобы справиться с политическим кризисом". Более того, попытка известного специалиста П.В.Мультатули исследовать деятельность Николая II на посту верховного главнокомандующего была встречена в штыки. При публикации на сайте "Военная литература" книгу П.В.Мультатули снабдили аннотацией, где указывалось, что в исследовании "негативные качества последнего русского царя опущены, все позитивные выпячены. Объективно судьбоносные ошибки Николая II (в результате его деяний и недеяний) замалчиваются, зато роль обстоятельств и злокозненных замыслов окружения преподносится с размахом".

Николай II в своих письмах предстает как здравый политик, принимающий взвешенные и обдуманные решения. К сожалению, краткость и "сухость" стиля императора не позволяет в полной мере проследить его государственную работу. Очевидно, что все обвинения современников в "слабости правления", адресованные царю, были вызваны вовсе не отсутствием у него политических навыков и административного таланта. Объектом критики было, в первую очередь, крайнее упорство Николая II по отстаиванию незыблемости самодержавной власти. Идеальные условия для общественной активности и оппозиции создавало глубокое православие государя, которое воплощалось в "мягком" управлении.

Уже советские историки отказались от расхожего штампа, ставившего государственную деятельность Николая II в зависимость от Александры Федоровны и Г.Е.Распутина. Профессор Г.З.Иоффе писал: "Версии, согласно которым Николай II будто бы находился под безраздельным диктатом Распутина и еще более жены - Александры Федоровны, ничем не обоснованы". По переписке Николая II и Александры Федоровны возможно проследить, какие советы давал императору Г.Е.Распутин.

В 1914-15 годах старец просил императора не ездить во Львов и Перемышль во время войны (не исполнено); запретить купцам повышать цены во время войны (не исполнено); повременить с призывом ратников 2-го разряда (отложено не на год а на три месяца); немедленно провести всероссийский крестный ход (сведений о проведении нет); отсрочить сессию Думы летом 1915 года (не исполнено); не призывать сына, определить его на тыловую должность (не исполнено). Легко заметить, что советы Г.Е.Распутина были наивны и касались малозначительных областей. При этом 1914-15 годах Николай II эти рекомендации вообще не исполнял. Император не сделал ничего, чтобы спасти сына Г.Е.Распутина от призыва или хотя бы определить на тыловую должность (о каком влиянии после этого можно говорить?). Нет никаких причин считать, что ситуация могла измениться в 1916 году.

С рекомендациями Александры Федоровны дело обстояло сложней. В 1915 году она все чаще стала давать мужу советы политического плана. В литературе уже отмечалось, что императрица по своим взглядам была консервативней мужа. Никакого ограничения самодержавия или соглашения с общественностью она не допускала. По некоторым замечаниям Александры Федоровны можно судить о том, что если бы Николай II воплощал в жизнь советы жены, то оппозиция была бы раздавлена и частично уничтожена. При этом многие высказывания Александры Федоровны делались "сгоряча". Уже по ходу изложения императрица вспоминала про свой христианский долг. Очень показательна в этом отношении фраза - "пусть Господь их лучше простит и даст им покаяться". Подобные "вспышки" случались у Александры Федоровны и в отношении ее ближайшего окружения. Этот гнев всегда проходил без всякого следа и, вероятно, незаметно для самих виновных.

В военную сферу императрица не вмешивалась. Ее рекомендации касались самых поверхностных проблем, информацию о которых она получала из газет. В кадровые назначения военных она вмешивалась чаще всего тогда, когда они касались членов императорской фамилии или командиров шефских полков.

Насколько можно судить по письмам, у Александры Федоровны было "чутье" на людей. Их лояльность в военные годы императрица проверяла при помощи Г.Е.Распутина. Легко заметить, что генералы, выделяемые императрицей (Ф.А.Келлер и Н.И.Иванов) единственные из всех в февральские-мартовские дни 1917 года сохранили верность императору. Это в то время как окружение Николая II или выступило против него, или впоследствии разбежалось, оставив царя. Военные, против которых высказывалась императрица (великий князь Николай Николаевич, А.А.Поливанов, В.Ф.Джунковский, а впоследствии и М.В.Алексеев), не оправдали доверия императора. А.А.Поливанов и В.Ф.Джунковский поступили на службу к большевикам.

Ключевым моментом в этом отношении является то, что советы своей жены Николай II постоянно игнорировал. Даже если в конечном итоге он поступал в духе рекомендаций императрицы, то всегда на это был еще целый ряд важных причин. При этом не было случая, чтобы в письмах Александра Федоровна сделала замечание мужу за неисполнение ее рекомендаций. Единственное, что она позволяла себе делать вновь и вновь, - напоминать о волнующей ее проблеме. Императрица прекрасно понимала, какой груз ответственности возложен на самодержца и перед кем ему придется держать ответ. К сожалению, подобным чутьем не обладали не только представители общественности (большей часть православные люди), но даже и члены царской фамилии.
Юрий Евгеньевич Кондаков , д.и.н., профессор (С.-Петербург)

СНОСКИ :

1 - Додонов Б.Ф., Копылов О.Н., Мироненко С.В. Из истории публикации документов царской семьи в 1918-1920-е гг// Отечественные архивы. 2007. № 1.
2 - Переписка Николая и Александры Романовых. М.-Пг., 1923. Т. 3. С. XXXIII.
3 - Достоверность переписки императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной// http://pyc.narod.ru/papa2.html
4 - Платонов О.А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М., 1996. С. 41.
5 - Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991.С. 151-152.
6 - Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006. С. 123.
7 - Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. С. 667.
8 - Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001. С. 315-319.
9 - Там же. С. 318.
10 - Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006. С. 101.
11 - Там же. С. 262.
12 - Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001. С. 84-91.
13 - Переписка Николая и Александры Романовых. М.-Пг., 1923. Т. 3. С. XVII-XVIII.
14 - Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. С. 695.
15 - Там же. С. 664.
16 - Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция (1914-1917). Минск, 2004. С. 141.
17 - Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. М., 2003. С. 72-73.
18 - Керенский А.Ф. Русская революция 1917. М., 2005. С. 90, 96.
19 - Милюков П.Н. История второй русской революции. М., 2001. С. 35.
20 - Николай II//Википедия. Свободная энциклопедия// ru.wikipedia.org.
21 - Мультатули П.В. "Господь да благословит решение мое...". СПб., 2002// Военная литература// militera.lib.ru/research/multatuli/index.html
22 - Иоффе Г.З. Великий Октябрь и эпилог царизма. М., 1987. С.

Письмо императора Николая Александровича матери вдовствующей императрице Марии Федоровне написано в 1905 году, в период событий, названных позже Первой русской революцией. Прошло всего несколько недель после того, как был подписан знаменитый "Манифест 17 октября".
Привожу текст письма полностью, за исключением двух последних абзацев, где говорится о родственниках из европейских монарших домов, передаются приветы дедушке датскому королю и поцелуи от внучек Марии Федоровне.

Милая, дорогая Мама,
От всего сердца благодарю тебя за твое доброе, длинное письмо, которое меня глубоко тронуло. Я чувствовал все это время твои молитвы за меня и знаю, что постоянно думаешь обо мне. так же как и мои мысли всегда окружают тебя. Хотя мы и в разлуке, но душою и сердцем вместе. Это сознание облегчает перенесение трудностей жизни!
2 ноября Миша прикатил в Петергоф на своем моторе, и мы переехали вместе сюда. В этот же день началась вторая забастовка железных дорог вокруг Петербурга; но она была не серьезная, так как все остальные дороги отказались от нее. Стачка на фабриках прекратилась потому, что рабочие на этот раз ничего не добились кроме голода для себя и своих семейств.
Знаменитый "Союз союзов", который вел все беспорядки, много потерял своего значения после этой забастовки!
Но вместе с этим, как ты, конечно, знаешь, внутри России начались аграрные беспорядки. Это самое опасное явление, вследствие легкости подбивать крестьян отнимать землю у помещиков, а также потому, что войск везде мало.
Армия из Манчжурии возвращается медленно из-за прекращения движения Сибирской ж.д. Три генерал-адъютанта были посланы для усмирения этих беспорядков: Струков, Дубасов и Сахаров. Сведений от них еще немного, но там, где они сами бывали, наступает спокойствие.
У меня каждую неделю раз заседает Совет Министров. Миша тоже присутствует. Говорят много, но делают мало. Все боятся действовать смело, мне всегда приходится заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять. Ты мне пишешь, милая Мама, чтоб я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все возможное, чтобы облегчить его трудное положение. И он это чувствует. Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка прежде всего.
Он сам мне говорил еще в Петергофе, что как только манифест 17 окт. будет издан, правительство не только может, но должно решительно проводить реформы и не допускать насилий и беспорядков. А вышло как будто наоборот - повсюду пошли манифестации, затем еврейские погромы и, наконец, уничтожения имений помещиков!
У хороших и честных губернаторов везде было спокойно; но многие ничего не предпринимали, а некоторые даже сами ходили впереди толпы с красными флагами; такие, конечно, уже сменены. В Петербурге менее всего видно смелости власти и это, именно, производит странное впечатление какой-то боязни и нерешительности, как будто правительство не смеет не смеет открыто сказать. что можно и чего нельзя делать. С Витте я постоянно говорю об этом, но я вижу, что он не уверен еще в себе"...

Сергей Юльевич Витте

Мое бесценное сокровище!
Ты прочтешь эти строки, ложась в постель в чужом месте в незнакомом доме. Дай Бог, чтобы поездка оказалась приятной и интересной,
а не слишком утомительной или слишком пыльной. Я очень рада, что у меня есть карта и что я могу следить по ней ежечасно за тобой. Мне ужасно будет недоставать тебя. Но за тебя я рада, что ты будешь в отсутствии два дня — получишь новые впечатления и не будешь слушать Аниных* выдумок.
У меня тяжело и больно на душе. Почему хорошее отношение и любовь всегда так вознаграждаются? Сперва черное семейство**, а теперь она? Постоянно тебе говорят, что недостаточно проявляешь любовь. Ведь мы открыли ей доступ в наши сердца, в наш дом, даже в нашу частную жизнь — и вот нам награда за все! Трудно не испытывать горечи — уж очень жестока несправедливость. Да смилуется над нами Бог и да поможет Он нам, — так тяжело на душе! Я в отчаянии, что она причиняет тебе мученья и пристает с неприятными разговорами, лишающими тебя покоя. Постарайся об этом позабыть в эти два дня.
Благословляю тебя, крещу и крепко обнимаю — целую тебя всего с бесконечной любовью и преданностью. Завтра утром в 9 ч. пойду в церковь, постараюсь сходить туда и в четверг. Молиться за тебя — моя отрада, когда мы разлучены. Не могу привыкнуть даже самый короткий срок быть без тебя в доме, хотя при мне наши пять сокровищ.
Спи спокойно, мое солнышко, мой драгоценный, — тысячу нежных поцелуев шлет тебе твоя старая Женушка.
Да благословит и хранит тебя Бог!

29 апреля 1914 года, Аскания-Нова***. Телеграмма
Прибыли благополучно получасом раньше, чем ожидали. После Эриклика прекрасная жаркая погода. Восхитительное место, такой милый, приветливый народ. Вечером буду телеграфировать подробнее. Нежно люблю. Ники.

Туман на горах. Утром были у обедни и в часовне. Немного гуляла днем одна с детьми. Алексей* в Массандре. Голова болит. Скучаем. Целуем крепко. Желаем благополучного возвращения. Храни тебя Бог. Аликс.

29 апреля 1914 года, Аскания-Нова. Телеграмма
Спасибо за телеграмму. Видел интересных животных и птиц. Все они живут вместе на свободе. Гулял в прелестном парке с прудами, полными рыбы. Ездил вокруг имения по степи. Теперь отправляюсь обедать. Спокойной ночи всем милым. Ники.

29 апреля 1914 года, Ливадия. Телеграмма
Сердечно благодарю за две телеграммы. Рада, что очень интересно и удачно. Шлю пожелания спокойной ночи и счастливого путешествия. Рано ложусь спать. Надеюсь завтра утром опять пойти к обедне. Благословения и привет от всех шести. Аликс.

30 апреля 1914 года, Аскания-Нова. Телеграмма
Надеюсь, спала хорошо. Нынче гораздо прохладнее. После 7 ч. 30 м. разъезжал и видел разные породы скота. После раннего завтрака отправляюсь в 10 ч. обратно. Так жду этого вечера! Нежно целую тебя и детей. Ники.

20 июня 1914 года, Кронштадт. Радиотелеграмма
Английская эскадра прошла мимо яхты ровно в полдень. Картина была очень красивая, погода чудная — жаркая. Будем дома к обеду. Все обнимают. Ники.

Любимый мой!
Мне очень грустно, что не могу сопровождать тебя — но я решила, что лучше мне здесь спокойно оставаться с детьми. Сердцем и душой постоянно около тебя, с чувством нежнейшей любви и страсти, все молитвы мои о тебе, а потому я рада, что могу тотчас после твоего отъезда отправиться к вечернему богослужению, а завтра утром в 9 часов к обедне. Буду обедать с Аней, Марией и Анастасией*, а затем рано лягу спать. Мария Барятинская будет у нас к завтраку и в последний раз проведет со мной послеобеденные часы. Я надеюсь, что море будет спокойно и ты насладишься плаванием, которое будет для тебя отдыхом — ты нуждаешься в нем, так как выглядел таким бледным сегодня.
Чрезвычайно остро буду ощущать твое отсутствие, мой бесценный. Спи хорошо, мое сокровище! Моя постель будет, увы, так пуста!
Благослови тебя Боже, — целого тебя.
Нежнейшие поцелуи от твоей старой Женушки.

Мой родной, мой милый!
Я так счастлива за тебя, что тебе удалось поехать, так как я знаю, как глубоко ты страдал все это время, — твой беспокойный сон доказывал это. Это был вопрос, которого я умышленно не касалась, зная и отлично понимая твои чувства и в то же время сознавая, что тебе лучше не быть сейчас во главе армии. Это путешествие будет маленьким отдыхом для тебя, и, надеюсь, тебе удастся повидать много войск. Могу себе представить их радость при виде тебя, а также твои чувства — как жаль, что не могу быть с тобой и все это видеть! Более чем когда-либо тяжело прощаться с тобой, мой ангел, — так безгранично пусто после твоего отъезда. Затем ты, я знаю, несмотря на множество предстоящих дел, сильно будешь ощущать отсутствие твоей маленькой семьи и драгоценного Крошки. Он быстро поправится теперь, когда наш Друг** его навестил, и это будет для тебя утешением. Только бы были хорошие известия в твое отсутствие, ибо сердце обливается кровью при мысли, что тяжелые известия тебе приходится переживать в одиночестве.
Уход за ранеными служит мне утешением, и вот почему я даже в это последнее утро намерена туда идти, в часы твоего приема, для того чтобы подбодрить себя и не расплакаться перед тобою. Болящему сердцу отрадно хоть несколько облегчить их страдания. Наряду с тем, что я переживаю вместе с тобой и дорогой нашей родиной и народом, — я болею душой за мою «маленькую, старую родину», за ее войска, за Эрни*** и Ирен**** и за многих друзей, терпящих там бедствия. Но сколько теперь проходят через то же самое! А затем как постыдна и унизительна мысль, что немцы ведут себя подобным образом! Хотелось бы сквозь землю провалиться! Но довольно таких рассуждений в этом письме — я должна вместе с тобой радоваться твоей поездке, и я этому рада, но все же, в силу эгоизма, я ужасно страдаю от разлуки — мы не привыкли разлучаться, и притом я так бесконечно люблю моего драгоценного мальчика. Скоро двадцать лет, как я твоя, и каким блаженством были все эти годы для твоей маленькой женушки!
Как хорошо, что ты повидаешь дорогую Ольгу*. Это ее подбодрит и будет хорошо для тебя. Я тебе дам письмо и вещи для ее раненых.
Дорогой мой, мои телеграммы не могут быть очень теплыми, так как они должны проходить через столько военных рук, но ты между строк сумеешь прочитать мою любовь и тоску по тебе.
Родной мой, если ты как-нибудь почувствуешь себя не вполне хорошо, непременно позови Федорова**, ты ведь сделаешь это, — а также присматривай за Фредериксом***.
Мои самые горячие молитвы следуют за тобой денно и нощно.
Я молю о Божьей милости для тебя — да сохранит Он, научит и направит и да возвратит тебя сюда здравым и невредимым!
Благословляю тебя — и люблю тебя так, как редко когда-либо кто был любим, — целую каждое дорогое местечко и нежно прижимаю тебя к моему старому сердцу.
Навсегда твоя старая Женушка.
Икона эту ночь полежит под моей подушкой перед тем, как я тебе передам ее вместе с моим горячим благословением.

Мой возлюбленный!
Я отдыхаю в постели перед обедом, девочки ушли в церковь, а Бэби**** кончает свой обед. У него по временам лишь слабые боли. О, любовь моя, как тяжко было прощаться с тобой и видеть это одинокое бледное лицо, с большими грустными глазами, в окне вагона! Я восклицала мысленно — возьми меня с собою! Хоть бы Н.П.С.***** или Мордвинов были с тобой, — будь какая-нибудь молодая любящая душа около тебя, ты бы чувствовал себя менее одиноко и более «тепло».
Вернувшись домой, я не выдержала и стала молиться, — затем легла и покурила, чтобы оправиться. Когда глаза мои приняли более приличный вид, я поднялась наверх к Алексею и полежала некоторое время около него на диване в темноте — это мне помогло, так как я была утомлена во всех отношениях. В 4 1/4 ч. я сошла вниз, чтобы повидать Лазарева и передать ему маленькую икону для его полка, — я не сказала, что это от тебя, а то бы тебе пришлось раздавать их всем вновь сформированным полкам. Девочки работали на складе. В 4 1/2 ч. Татьяна* и я приняли Нейдгардта** по делам ее Комитета — первое заседание состоится в Зимнем дворце в среду, после молебна, я опять не буду присутствовать. Полезно предоставлять девочкам работать самостоятельно, их притом ближе узнают, а они научаются приносить пользу.
Во время чая просмотрела доклады, затем — давно ожидаемое письмо от Виктории***, датированное 1/13 сентября, — оно долго шло с оказией. Я выписываю из этого письма то, что могло бы иметь интерес для тебя: «Мы провели тревожные дни во время долгого отступления союзных войск во Франции. Совершенно между нами (а потому, милая, лучше не говори об этом никому) — французы сперва предоставили английской армии одной выдерживать весь напор тяжелой германской фланговой атаки, и если бы английские войска были менее упорны, то не только они, но и все французские силы были бы совершенно смяты. Сейчас все это улажено, и два французских генерала, причастных к этому делу, отставлены Жоффром и заменены другими. В кармане у одного из них оказалось шесть невскрытых записок от английского главнокомандующего Френча, другой воздерживался от посылки войск и ответил на призыв прийти на помощь, что его лошади слишком устали. Сейчас это уже в прошлом, но много хороших офицеров и солдат поплатились за это жизнью и свободой. К счастью, это держалось в тайне, и здесь народ не знает обо всем этом».
«Требуемые 500 000 рекрут почти уже набраны и усиленно занимаются, обучаясь в течение всего дня, — много дворян также стали в ряды и тем подали хороший пример. Поговаривают о призыве еще 500 000, включая сюда контингенты из колоний. Мне лично не нравится мысль об индийских войсках, пришедших воевать в Европе, но это отборные полки, поскольку они уже служили в Китае и в Египте и проявили величайшую дисциплинированность, так что те, кому это ближе известно, уверены, что они будут вести себя превосходно (не станут грабить или убивать). Их высшее офицерство сплошь одни англичане. Друг Эрни — махараджа из Биканира — приедет с собственным контингентом; в последний раз я видела его, когда он гостил у Эрни в Вольфсгартене. Джорджи* написал нам отчет о своем участии в морском бое у Гельголанда. Он командует передней башней и дал ряд залпов, проявив, по словам его капитана, большое хладнокровие и здравый смысл. Д. говорит, что адмиралтейство не оставляет мысли о попытке уничтожения доков в Нильском канале (уничтожение одних только мостов было бы мало полезным) при помощи аэропланов, но это чрезвычайно трудно, так как все это прекрасно защищено, и приходится дожидаться благоприятного случая, иначе попытка не увенчается успехом. Убийственно то обстоятельство, что единственный, могущий быть использованным для войск вход в Балтийское море ведет через Зунд, а он недостаточно глубок для военных кораблей и больших крейсеров. В Северном море немцы разбросали везде кругом мины, безрассудно подвергая опасности нейтральные торговые суда, и теперь при первых же сильных осенних ветрах они поплывут (так как не прикреплены к якорям) к голландским, норвежским и датским берегам, а некоторые обратно к германским, надо надеяться».
Она шлет сердечный привет. Сегодня после обеда солнце так ярко светило, но только не в моей комнате — чаепитие прошло как-то грустно и необычно, и кресло глядело печально без моего сокровища — хозяина. Мария и Дмитрий** приглашены к обеду, а потому я прерву свое писание и посижу немного с закрытыми глазами, а письмо закончу вечером.
Мария и Дмитрий были в хорошем настроении, они ушли в 10 часов с намерением навестить Павла***. Бэби был неугомонен и уснул лишь после 11 ч., но у него не было сильных болей. Девочки пошли спать, а я отправилась нежданно к Ане, которая лежит на своем диване в Большом дворце — у нее сейчас закупорка вен. Княжна Гедройц**** снова ее навестила и велела ей спокойно полежать в течение нескольких дней, — Аня ездила в город в автомобиле, чтобы повидать нашего Друга, и это утомило ее ногу. Я вернулась в 11 и пошла спать. По-видимому, инженер-механик***** близко. Мое лицо обвязано, так как немного ноют зубы и челюсть, глаза все еще болят и припухли, а сердце стремится к самому дорогому существу на земле, принадлежащему старому Солнышку*.
Наш Друг рад за тебя, что ты уехал. Он остался очень доволен вчерашним свиданием с тобой. Он постоянно опасается, что Bonheur, т.е. собственно галки, хотят, чтобы он** добился трона в П. либо в Галиции, что это их цель, но я сказала, чтоб она успокоила его, — совершенно немыслимо, чтобы ты когда-либо рискнул сделать подобное. Григорий ревниво любит тебя, и для него невыносимо, чтобы Н. играл какую-либо роль. Ксения ответила на мою телеграмму. Она очень огорчена, что не повидала тебя перед твоим отъездом, — ее поезд прибыл. Я ошиблась в расчете, Шуленбург*** не может быть здесь раньше завтрашнего дня или вечера, так что я встану только к выходу в церковь, немного попозже. Посылаю тебе шесть книжечек для раздачи Иванову, Рузскому или кому ты захочешь. Они составлены Ломаном****.
Эти солнечные дни избавят тебя от дождя и грязи.
Милый, я должна сейчас кончить и положить письмо за дверью, — его отправят в 81/2 ч. утра. Прощай, моя радость, мой солнечный свет, Ники, любимое мое сокровище. Бэби целует тебя, а женушка покрывает тебя нежнейшими поцелуями. Бог да благословит, сохранит и укрепит тебя. Я поцеловала и благословила твою подушку, — ты всегда в моих мыслях и молитвах. Аликс.
Поговори с Федоровым относительно врачей и студентов. Не забудь сказать генералам, чтобы они прекратили свои ссоры.
Привет всем; надеюсь, бедный старый Фредерикс поправляется и чувствует себя хорошо; следи, чтобы он был на легкой диете и не пил вина.

20 сентября 1914 года, Царское Село. Телеграмма, вслед
Все хорошо. Ножка меньше болит. Холодно. Скучаем. Ждем раненых. Вечером писали. Крепко целуем. Храни тебя Бог. Аликс.

21 сентября 1914 года, Новоборисов. Телеграмма
Сердечно благодарю за дорогое письмо. Надеюсь, спала и чувствуешь себя хорошо. Дождливая, холодная погода. В мыслях и молитвах с тобой и детьми. Как малютка? Нежно целую всех. Ники.

21 сентября 1914 года , Ставка Верховного главнокомандующего*. Телеграмма
Слава Богу, даровавшему нам вчера победу у Сувалок и Мариамполя. Приехал благополучно. Только что отслужили благодарственный молебен в здешней военной церкви. Получил твою телеграмму. Чувствую себя отлично. Надеюсь, все здоровы. Крепко обнимаю. Ники.

21 сентября 1914 года, Царское Село. Телеграмма
Благодарю за обе телеграммы. Радуемся победе. Раненые прибыли. Мы работали с четырех до обеда. Механик приехал. Крепко обнимаем. Маленький весел. Храни тебя Бог. Всем привет. Аликс.

Мой любимый!
Какую радость мне доставили твои две телеграммы! — Благодарю Бога за это счастье — так отрадно было получить их после твоего прибытия на место. Бог да благословит твое присутствие там! Так хотелось бы знать, надеяться и верить, что ты увидишь войска. Бэби провел довольно беспокойную ночь, но без сильных болей. Я поднялась наверх, чтобы поцеловать его перед тем, как пойти в церковь, в 11 ч. Завтракала с девочками, лежа на диване, Беккер** приехала. Полежала часок около постели Алексея, а затем отправилась встречать поезд, — не очень много раненых. Два офицера из одного и того же полка и той же роты, а также один солдат умерли в пути. У них легкие очень пострадали от дождей и от перехода Немана вброд. Ни одного знакомого — все армейские полки. Один солдат вспомнил, что видел нас в Москве этим летом на Ходынке. Порецкому*** стало хуже на почве его больного сердца и переутомления, выглядит очень плохо, с осунувшимся лицом, выпученными глазами, с седой бородой. Бедняга производит тяжелое впечатление, но не ранен. Затем мы впятером отправились к Ане и здесь рано напились чаю. В 3 ч. зашли в наш маленький лазарет, чтобы надеть халаты, и оттуда в большой лазарет, где мы усердно поработали. В 5 1/2 ч. мне пришлось вернуться вместе с М. и А.**** для приема отряда с братом Маши Васильчиковой во главе. Затем обратно в маленький лазарет, где дети продолжали работать. Здесь я перевязала трех вновь прибывших офицеров и затем показала Карангозову***** и Жданову, как по настоящему играть в домино. После обеда и молитвы с Бэби пошла к Ане, у которой уже находились четыре девочки, и здесь повидала Н.П.*, обедавшего в этот день у нее. Он был рад повидать нас всех, так как он очень одинок и чувствует себя таким бесполезным. Княжна Гедройц приехала посмотреть Анину ногу, я забинтовала ее, а затем мы ее напоили чаем. Довезли Н.П. в автомобиле до станции. Ясная луна, холодная ночь. Бэби крепко спит. Вся маленькая семья целует тебя нежно. Ужасно скучаю по моему ангелу и, просыпаясь по ночам, стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить тебя. Так грустно в церкви без тебя. Прощай, милый, молитвы мои и мысли следуют всюду за тобой. Благословляю и целую без конца каждое дорогое любимое местечко. Твоя старая Женушка.
Н.Гр.Орлова** едет завтра в Боровичи для двухдневного свидания с мужем. Аня узнала об этом от Сашки*** и из двух писем своего брата.

22 сентября 1914 года, Царское Село. Телеграмма
Благодарю за известия через Орлова****. Пишу каждый день. Чудная свежая погода. Были утром у обедни и в лазарете. Маленькому все лучше. Крепко целуем. Голова очень болит. Храни тебя Бог. Аликс.

22 сентября 1914 года, Ставка. Телеграмма
Сердечно благодарю за милое письмо. Сегодня мне представился генерал Рузский*****. Он рассказывал много интересного о знаменитых его боях в Галиции. Назначил его генерал-адъютантом. Здесь тихо и спокойно. Крепко всех обнимаю. Ники.

Моя возлюбленная душка женушка!
Сердечное спасибо за милое письмо, которое ты вручила моему посланному — я прочел его перед сном.
Какой это был ужас — расставаться с тобою и с дорогими детьми, хотя я и знал, что это ненадолго. Первую ночь я спал плохо, потому что паровозы грубо дергали поезд на каждой станции. На следующий день я прибыл сюда в 5 ч. 30 м., шел сильный дождь и было холодно. Николаша* встретил меня на станции Барановичи, а затем нас отвели в прелестный лес по соседству, недалеко (пять минут ходьбы) от его собственного поезда. Сосновый бор сильно напоминает лес в Спале, грунт песчаный и ничуть не сырой.
По прибытии в Ставку я отправился в большую деревянную церковь железнодорожной бригады, на краткий благодарственный молебен, отслуженный Шавельским. Здесь я видел Петюшу**, Кирилла*** и весь Николашин штаб. Кое-кто из этих господ обедал со мною, а вечером мне был сделан длинный и интересный доклад — Янушкевичем****, в их поезде, где, как я и предвидел, жара была страшная.
Я подумал о тебе — какое счастье, что тебя здесь нет!
Я настаивал на том, чтобы они изменили жизнь, которую они здесь ведут, по крайней мере при мне.
Нынче утром в 10 часов я присутствовал на обычном утреннем докладе, который Н. принимает в домике как раз перед своим поездом от своих двух главных помощников, Янушкевича и Данилова*****.
Оба они докладывают очень ясно и кратко. Они прочитывают доклады предыдущего дня, поступившие от командующих армиями, и испрашивают приказов и инструкций у Н. насчет предстоящих операций. Мы склонялись над огромными картами, испещренными синими и красными черточками, цифрами, датами и пр. По приезде домой я сообщу тебе краткую сводку всего этого. Перед самым завтраком прибыл генерал Рузский, бледный, худощавый человечек, с двумя новенькими Георгиями на груди. Я назначил его генерал-адъютантом за нашу последнюю победу на нашей прусской границе — первую с момента его назначения. После завтрака мы снимались группой со всем штабом Н. Утром после доклада я гулял пешком вокруг всей нашей Ставки и прошел кольцо часовых, а затем встретил караул лейб-казаков, выставленный далеко в лесу. Ночь они проводят в землянках — вполне тепло и уютно. Их задача — высматривать аэропланы. Чудесные улыбающиеся парни с вихрами волос, торчащими из-под шапок. Весь полк расквартирован очень близко к церкви в деревянных домиках железнодорожной бригады.
Генерал Иванов* уехал в Варшаву и вернется в Холм к среде, так что я пробуду здесь еще сутки, не меняя в остальном своей программы.
Отсюда я уеду завтра вечером и прибуду в Ровно в среду утром, там пробуду до часу дня и выеду в Холм, где буду около 6 часов вечера.
В четверг утром я буду в Белостоке, а если окажется возможным, то загляну без предупреждения в Осовец. Я только не уверен насчет Гродно, т.е. не знаю, буду ли там останавливаться, — боюсь, что все войска выступили оттуда к границе.
Я отлично прогулялся с Дрентельном** в лесу и по возвращении застал толстый пакет с твоим письмом и шестью книжками.
Горячее спасибо, любимая, за твои драгоценные строчки. Как интересна та часть письма Виктории, которую ты так мило копировала для меня!
О трениях, бывших между англичанами и французами в начале войны, я узнал несколько времени тому назад из телеграммы Бенкендорфа***. Оба здешние иностранные атташе уехали в Варшаву несколько дней тому назад, так что в этот раз я не увижу их.
Трудно поверить, что невдалеке отсюда свирепствует великая война, все здесь кажется таким мирным, спокойным. Здешняя жизнь скорей напоминает те старые дни, когда мы жили здесь во время маневров, с той единственной разницей, что в соседстве совсем нет войск.
Возлюбленная моя, часто-часто целую тебя, потому что теперь я очень свободен и имею время подумать о моей женушке и семействе. Странно, но это так.
Надеюсь, ты не страдаешь от этой мерзкой боли в челюсти и не переутомляешься. Дай Бог, чтобы моя крошечка была совсем здорова к моему возвращению!
Обнимаю тебя и нежно целую твое бесценное личико, а также всех дорогих детей. Благодарю девочек за их милые письма. Спокойной ночи, мое милое Солнышко. Всегда твой старый муженек Ники.
Передай мой привет Ане.

Ко дню рождения императора Николая II, которое отмечается 18 мая, Президентская библиотека представляет уникальные материалы, раскрывающие трагические события, выпавшие на долю последнего русского самодержца. О них рассказывают дневники и письма Николая II, оцифрованные Президентской библиотекой.

Николай II вёл дневники с юных лет. Его дневниковый архив представляет собой 50 объёмистых тетрадей, содержащих последовательные записи с 1882 по 1918 годы. В этих записях отражены его юношеские годы, становление личности будущего императора, быт царской семьи, смерть Александра III и крупные исторические события, связанные с годами его правления. После расстрела царской семьи дневники императора Николая II начали активно публиковаться.

Одной из первых таких публикаций стал «Дневник императора Николая II» , выпущенный в Берлине в 1923 году издательством «Слово». Снабжённый редакторскими примечаниями и пояснительными записками он представляет собой ценный исторический материал, который охватывает период жизни Николая II c 1890 по 1906 годы.

Во вступлении к книге сказано, что «издаваемый дневник императора Николая II должен пролить новый яркий свет на причины катастрофы, которой закончилось его правление, и выяснить, насколько она была неотвратима».

Николай II вёл свой дневник с исключительной аккуратностью. В основном это короткие отметки-отчёты о проведённых днях. Какими бы печальными или радостными ни были события: будь то смерть отца Александра III, отречение от престола или, наоборот, помолвка или свадьба, – Николай II всегда находил несколько минут, чтобы сделать запись в тетради. Вот, например, скорбная заметка о кончине отца, императора Александра III:

«День отдыха для меня – ни докладов, ни приёмов никаких. В 11 часов пошли к обедне, в первый раз в нашу милую церковь. Грустно и больно было стоять на том же старом месте, зная, что одно место останется навсегда пустым».

Появление на престоле нового царя пробудило в обществе большие надежды. Либеральные круги надеялись обратить внимание молодого императора на необходимость изменения внутренней политики российского государства. Однако уже первая публичная речь Николая II, произнесённая им в Николаевской зале Зимнего дворца перед депутациями дворянства, земств и городов, не оправдала их надежд. Как известно, император назвал «бессмысленными мечтаниями» предложения об участии представителей земства в делах внутреннего управления и добавил, что он будет «охранять начало самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его незабвенный, покойный родитель».

Вот так это событие отразилось в дневнике Николая II: «Утомительный день! После короткой прогулки имел доклады. Был в страшных эмоциях перед тем, чтобы войти в Николаевскую залу, к депутациям от дворянства, земств и городских обществ, которым я сказал речь».

Речь императора Николая II в Зимнем дворце отразилась и в другом ценном историческом документе, оцифрованном Президентской библиотекой – в «Переписке Вильгельма IIcНиколаем II» . Она содержит письма и телеграммы последнего императора Германии и последнего российского императора друг другу в период между 1894 и 1914 годами. Вся переписка между правителями велась на английском языке, в 1923 году избранные письма были переведены на русский язык и изданы в России.

С 1904 года письма и дневники Николая II отражают реакцию царя на события русско-японской войны, начало революционного движения и забастовки рабочих. Так, например, запись от 26 января 1904 года: «Вернувшись домой, получил телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявших на внешнем рейде «Цесаревич», «Ретвизан» и «Палладу» и причинили им пробоины. И это без объявления войны. Господь да будет нам в помощь!»

Итоги русско-японской войны, экономический кризис и недовольство, охватившее большинство, привели к взрыву – 9-го января 1905 года войска и полиция Петербурга применили оружие для разгона мирного шествия рабочих, направлявшихся с петицией к царю. А вот так «кровавое воскресенье» отразилось в дневнике императора: «Воскресенье! Тяжёлый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего Дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело».

К осени 1905 года революционное движение достигло крайнего напряжения. В конце сентября – начале октября во всей стране вспыхнула железнодорожная забастовка. Прекратилось движение по Балтийской железной дороге. Сообщение между Петергофом, где жил царь, и Петербургом поддерживалось лишь пароходами. «Сообщение с Петербургом только морем, положение постыдное», – так охарактеризовал ситуацию в стране последний русский император.

Подробно о судьбе Николая II можно узнать изэлектронной коллекции Президентской библиотеки, которая посвящена отмечаемому в 2013 году 400-летию Дома Романовых . В коллекцию вошло около тысячи оцифрованных документов, большинство из которых ранее были неизвестны широкой аудитории.